— Здесь нет покоя из-за нее.
— Ты права, Марджори, но я женат на ней. Дело сделано. Почему ты сказала мне, что у Гастингс начались месячные?
— Ничего такого я не говорила. Просто упомянула, что она жаловалась на боль в животе. Разве не ясно?
— Как видишь, нет. Гастингс беременна.
— Вот оно что, — протянула Марджори. — Значит, таким путем она хочет тебя удержать. Поэтому ты отвернулся от меня.
— Вряд ли в тот момент Гастингс хотела меня сдерживать. — Северн похлопал коня по шее. — К тому же ни одна женщина не может забеременеть лишь силою воли.
— Ах, ей достаточно завлечь тебя в постель. Северн молча смотрел на нее, вспоминая чудесные минуты, когда Гастингс сама приходила к ему, целовала, шептала, как хочет его. Жаль, что так редко.
— Она ревнует. Ты же предпочел бы иметь женой меня, а не ее.
— Ну да, ревнует. Но это пройдет, когда ты вернешься в Седжвик. А поскорее обзавестись наследником — это одна из моих обязанностей.
— Ты станешь навещать меня в Седжвике?
Он засмотрелся на нее, погруженный в воспоминания об их близости, которые оставались самыми яркими и живыми. Она верила ему, любила его, принадлежала ему. И она по-прежнему божественна, уступчива и нежна.
— Пора возвращаться в Оксборо.
Марджори торжествующе засмеялась, и волосы серебристой волной рассыпались по спине.
— Я не забыла мальчика, ставшего мужчиной, но и ты не забыл девочку, ставшую женщиной. Ты ко мне вернешься.
Гастингс, обхватив колени, сидела на лестнице, ведущей в зал. Рядом лениво растянулся Трист.
— Уже пора, — сказала она подошедшему мужу.
— Пора?
— Людям из Седжвика пора возвращаться домой.
— Забыл тебе сказать. Два дня назад из Седжвика прислали гонца, там еще опасно. Боюсь, когда эпидемия кончится, замок совсем опустеет. Благодарение Богу, хоть сэр Алан пока здоров.
Гастингс выругалась.
— Кажется, я слышу название частей тела животных.
— Да.
— Шла бы ты отдыхать, Гастингс. Алиса сказала, что ты уже несколько часов на ногах.
— Мне пришлось встать с кровати, потому что Трист занял все место. Он ужасно разжирел и обленился. Взгляни на его живот, Северн. Он поросенок, а не куница.
Трист хлопнул ее лапой, и она засмеялась. Северн подумал, что уже давно не слышал этого звонкого смеха.
Но в следующий миг Гастингс опять помрачнела.
— Ты ездил кататься с Марджори. Она с удовольствием мне об этом доложила.
— Вот как? И о чем же она еще рассказала?
— Что вы без конца вспоминали прошлое, в деталях описала, как ты ее хотел и как безумно любил.
— Да, это недалеко от истины. — Гастингс молча повернулась и направилась в зал. — Но не вся истина, — крикнул он вслед.
Гастингс не обернулась, лишь гордо подняла голову. Чего она от него хочет? Чтобы Марджори от-, правили в Седжвик, где она может заболеть? На это он не пойдет, но и так оставить нельзя.
Он пошел за женой в спальню и услышал ее голос.
— Скоро я стану толще, чем ты, и что прикажешь делать? Быть пленницей в Оксборо? Он всегда поступал по-своему. Особенно со мной.
— Для начала ты могла бы верить мне, Гастингс. Трист, валявшийся на постели, заметил хозяина, тут же соскочил на пол и взобрался к нему на шею.
Гастингс не шелохнулась.
— Я хотел бы взглянуть на твою рану. Целых семь дней ты держишь меня на расстоянии, а нужно убедиться, что ты поправляешься.
— Неужели Марджори не подпускает тебя к себе, и ты не можешь удовлетворить свои мужские потребности?
— Отчасти ты права, — признался он. — Но сейчас гораздо важнее узнать о твоем самочувствии.
Ты говоришь, рана не воспалилась. Я желаю убедиться сам.
— А Ведунье не веришь?
— Приляг, Гастингс.
Уже неделю он не отдавал ей никаких приказаний.