Торопясь, Северн чуть не запутался в собственной одежде. Но вот наконец он стоит перед Гастингс обнаженным. Стоит неподвижно, с трудом удерживаясь от искушения схватить ее в объятия.
Он не позволит развеяться чуду.
— Ты, — прошептала Гастингс, — очень красивый, Северн. Прежде я как-то не обращала на это внимания, наверное, потому, что это так просто. Я не знала, как важна для меня твоя красота. Подойди, чтобы я могла при желании тебя потрогать.
Впервые в жизни Северн вот так стоял перед женщиной, чувствуя, как наполняется горячей кровью его мужская плоть. Он ничего не мог с собой поделать, боялся, что испугает ее, и молился, чтобы она испугалась не очень сильно. Чуть-чуть. Да, ему приятна ее застенчивость. Он следил за нежными руками, коснувшимися его живота, видел, как Гастингс прикрыла глаза, изучая его тело дюйм за дюймом, опускаясь все ниже, пока ее пальцы не запутались в густой поросли. Северну ужасно хотелось, чтобы она ласкала его именно там, и, наверное, взвыл бы от разочарования, если бы Гастингс этого не делала. Но ее пальцы легонько нащупали то, что искали.
Северн был уверен, что его плоть ей приятна. Внезапно она раскрыла глаза и уставилась на свои руки и на то, что они держали.
— Не бойся, Гастингс. Ну разве совсем немножко, чтобы я понял, что ты меня оценила.
Северн крепко прижал руки к бокам в неистовой попытке сохранить над собою власть, но поняв бесполезность своей затеи, хотел отойти.
И был потрясен, когда Гастингс, не отпуская его, двинулась следом.
Северн засмеялся каким-то истерическим смехом, но ведь этот странный танец показался бы забавным любому, кто мог бы наблюдать за ним со стороны.
— Отпусти меня, Гастингс, — взмолился он, — пока я не пролил семя на ковер.
— Он из Фландрии, — машинально сказала она, продолжая свои ласки. — Очень старый. Нет, позволь мне еще немножко подержать тебя. Он такой горячий, шелковистый.
— Не надо, пожалуйста, отпусти меня.
— Хорошо, — покорно вздохнула она. — Ты не поможешь мне?
— Если я прикоснусь к тебе, то просто сорву платье. Нет, милая, сделай это сама. Только побыстрее. Я уже не могу.
Перед Гастингс был совсем не тот человек, который унижал ее на протяжении двух ужасных ночей, оскорблял, давал ей понять, что она ему безразлична. Нет, это был совершенно другой человек. Гастингс почему-то не хотелось отпускать именно ту часть его тела, которая так грубо врывалась в ее лоно. Наоборот, ей понравилось его ласкать. Она испытывала нечто странное, какую-то настоятельную потребность делать это, граничащую с безумием. И это ощущение странным образом придавало ей силы. В одно мгновение Гастингс сбросила платье и нижнюю рубашку, остались только подвязки да чулки.
— Иди ко мне.
— Хорошо. — Она зачем-то оглянулась на дверь.
— Ты что-то забыла?
— Нет, просто я не уверена, что именно так нам и следует поступать.
— Подойди. Ведь я слушался тебя. И вот уже она стоит обнаженная перед ним, и его руки ласкают ее грудь. Северну хотелось плакать от восхищения. Посмотрев на мужа, Гастингс увидела, что он зажмурился, и ей стало легче. Она положила руки ему на плечи. Рана зажила, остался лишь узкий шрам.
Пальцы Северна, обхватившие ее талию, казались особенно темными на белоснежной коже. Гастингс вдруг захотелось, чтобы они опустились ниже. Это же так просто. Ведь она же ласкала его там, и ему нравилось, она сразу догадалась. Теперь и она хочет его ласки, правда, не знает, где именно, но внутри у нее разгорался странный пожар.
— Северн!
Открыв глаза, тот завороженно посмотрел на ее живот, на свои руки, которые утонули в мягких завитках и умело проникали все глубже. Гастингс непроизвольно выгнулась, чтобы крепче прижаться к этим рукам и — о Боже! — к вдруг приникшему рту.