Броуди осторожно откинул их назад.
– Теперь все будет хорошо, Энни, – прошептал он.
Ее душа разрывалась между ужасными воспоминаниями о гибели, которой она только что чудом избежала, и почти истерическим облегчением от того, что все закончилось благополучно. Во время похищения Анна не ударилась в слезы, не поддалась панике; даже когда Паоло срывал с нее одежду, она чувствовала себя скорее беспомощной, чем по-настоящему напуганной. Зато теперь на нее обрушился запоздалый шок: она ничего не могла с собой поделать и только судорожно цеплялась за рубашку Броуди, слушая его тихий, успокаивающий голос, но не понимая слов.
В конце концов зубы у нее перестали стучать, сердце забилось ровнее. Анна ощутила приятное тепло очага и вдруг сообразила, что не одета. Это было совершенно неприлично, просто недопустимо, и все же что-то удержало ее в неподвижности, в крепком и надежном кольце его рук. Каждое его прикосновение, даже легкое движение пальцев, отводящих волосы от лица, вызывало в ней острую дрожь наслаждения.
Броуди немного отстранил ее от себя, заглянул ей в лицо и спросил:
– Они не сделали вам больно?
Анна покачала головой. Хорошо, что они сидели лицом к огню и не видели мертвых тел, но она знала, что они там, за спиной. Она попыталась примирить в уме образ человека, так бережно обнимавшего ее сейчас, с тем, который несколько минут назад хладнокровно, бесстрастно, без малейшего сожаления застрелил троих. У нее ничего не получилось. Усилием воли подавив новый приступ озноба – от холода или от страха? – Анна украдкой бросила взгляд на Броуди.
– Что у вас с лицом?! – вскрикнула она в ужасе, впервые разглядев кровавый след.
Броуди осторожно коснулся скулы кончиками пальцев. Щека все еще кровоточила, хотя и не слишком сильно: рана была поверхностная. А вот кусочек ушной раковины с самого верха оторвало напрочь; к счастью, ухо было прикрыто волосами, и Анна ничего не заметила.
– Это всего лишь царапина, но может остаться шрам, – тихо сказал он.
Она не сразу поняла, что он имеет в виду: у Николаса не было никакого шрама. Если они случайно встретят в Италии кого-нибудь из знакомых, придется изобрести какое-то правдоподобное объяснение. Внезапно мысль о том, что предстоит им сделать, обрушилась на нее тяжким грузом. Мистер Броуди спас ее, но она не могла считать его своим другом. И установившееся между ними доверие было минутной иллюзией. Пройдет несколько недель, и его отошлют назад в тюрьму. Туда, где ему и место. Она сама так сказала, и у нее не было причин думать иначе.
Броуди заметил, как напряглось ее тело, ощутил ее внутреннюю настороженность. В его собственных чувствах тоже произошла перемена: сострадание ушло, уступив место угрюмой холодности. Не только ей одной, ему тоже надо было обороняться. Чрезвычайные обстоятельства могут самых неподходящих людей толкнуть навстречу друг другу и сделать союзниками, но теперь краткому перемирию настал конец.
Он резко поднялся и разжал руки.
Ее ступни в тонких шелковых чулках очутились на холодном полу так внезапно, что она тихонько вскрикнула от неожиданности. Повернувшись спиной к Броуди, Анна подошла как можно ближе к огню, в надежде согреться. Она услыхала позади себя глухой скребущий звук и тотчас же догадалась, что он означает. Ей бы не следовало оборачиваться, но она не удержалась. Пришлось в молчаливом ужасе наблюдать, как Броуди вытаскивает из дома обезображенные смертью, ставшие вдруг как будто тряпичными тела.
Когда он вернулся, Анна заметила, что он весь в поту. Лицо у него было бледное и полное мрачной решимости.
Броуди взглянул на нее с порога, отметив про себя, как опасливо и настороженно она держится, как старательно сохраняет на лице маску невозмутимости.