– Это не похоже на тебя, Саквиль, – читать нотации, даже не поздоровавшись.
– Я читаю тебе нотации только тогда, когда знаю, что это необходимо…
– Что делает тебя поистине незаменимым другом, – подхватил Алек, положив ладонь на голову скульптуры и постукивая пальцами по гладкой мраморной брови. – Хорошо, продолжай, если тебе нравятся нотации. Предложи мне лекарство от цинизма. Скажи, как преодолеть жеманство, лицемерие и притворство – ведь. Боже мой, я встречаю их в каждом, на кого ни посмотрю.
– Перемена обстановки – вот что тебе нужно, – посоветовал Саквиль. – Италия, Франция…
– Я пытался: те же лица, те же виды, та же еда.., та же скука.
– Купи себе новую лошадь…
– У меня их и так слишком много.
– Может быть, – начал Саквиль с надеждой, – , тебе удастся найти душевный покой в своей семье?
Алек усмехнулся, покачав головой.
– У меня слишком много родственников, и все они невыносимы.
– А женщина?
– У меня есть…
– Не такая, как все твои шлюхи, – перебил его Саквиль. – Настоящая женщина, одна хотя бы на несколько месяцев. С которой ты будешь чувствовать себя спокойно, которая изучит твои привычки, будет знать, какие напитки ты предпочитаешь и как завязать тебе галстук. Господи, да была ли у тебя когда-нибудь постоянная женщина? Это прекрасно, и я тебе искренне советую.
– Черт побери, а ты разбираешься в этом, не правда ли? – заметил Алек. – Может быть, такие советы имеют отношение к слухам, которые ходят о тебе? Правда, что здесь в особняке живет твоя любовница?
Саквиль широко улыбнулся.
– Самое замечательное создание из всех, когда-либо виденных, – заметил он. – Нежная и страстная… Она может превратить пустую жизнь в рай на земле.
– Боже! – Алек взглянул на него, передернув плечами. – Как ты собираешься сочетать все.., это.., с ее присутствием здесь?
– Ты имеешь в виду охоту? – сделав неопределенный жест рукой, поинтересовался Саквиль. – Она практически не появляется на людях, читает или занимается делами в своей комнате. Она не слишком склонна общаться с публикой такого рода; она предпочитает.., э-э…
– Она предпочитает одну вещь и делает ее весьма хорошо, – закончил за него Алек и печально улыбнулся. – Нет ли у нее сестры?
– Боюсь, что нет. Она одна такая, Фолкнер.., и я не делюсь.
Дружеский разговор продолжался, когда они вышли из библиотеки и поднимались наверх, где слуга готовил комнаты для гостей. Им всегда было о чем поговорить, потому что, несмотря на большую разницу в возрасте (Алеку было двадцать восемь, а Саквилю почти на тридцать лет больше), их объединяло много общего. Оба они в юности унаследовали титул и богатство, а вместе с ними и все проблемы, связанные со слишком большим влиянием на окружающих в столь юном возрасте.
Где-то в душе Алек затаил обиду на то, что он, еще подросток, был вынужден принять на себя всю ответственность за семью, земли и местных жителей. Смерть отца в одночасье превратила его во взрослого человека, лишив всех радостей, которыми беззаботно наслаждались сверстники.
Только двоюродный брат вносил в его жизнь веселье. Необузданный и безрассудный Холт вовлекал его во многие сомнительные приключения, всегда удачно перебивая монотонность обязанностей и работы. Он прятал женщин в комнатах Алека и оставлял их там в качестве сюрприза, присылал среди ночи записки с шутовскими мольбами присоединиться к нему в какой-нибудь сомнительной пивнушке. Озорной, веселый Холт, который влюблялся и разочаровывался каждую неделю и звал Алека пить в компании с ветреными женщинами…
– Тебе нужно, чтобы я был рядом, – часто повторял Холт. – Все остальные воспринимают тебя чертовски серьезно.
Теперь, когда Холта не стало, Алек понимал, насколько тот был прав.
Проводив его до комнаты, Саквиль ушел встречать других гостей.