— Да. Но у меня могло бы быть заражение, и я могла бы умереть от лихорадки.
— Но вы же не умерли.
— В этом нет вашей заслуги!
Он наконец понял. Она себя взвинтила для того, чтобы он не догадался, что его явное равнодушие ранит ее. Поскольку высшая точка кипения уже была пройдена, он осторожно достал из кармана жилета сигару и протянул ей. Немного поколебавшись, она взяла сигару, и они молча закурили, глядя на звезды.
— Я прошу прощения зато, что не выразил сожаления по поводу потери вами мочки. — Таннер выдохнул облачко дыма. — Уверяю вас, я глубоко благодарен вам за вашу смелость и за ту жертву, на которую вы пошли ради моего золота. Мне искренне жаль, что пуля задела вас.
— Вы смеетесь надо мной? — с подозрением спросила она.
— Вовсе нет. — Он понял, чего она ждет. Почувствовал ее близость и жар ее тела. Она заплела косу, но у него перед глазами все еще были ее длинные распущенные волосы. Он нахмурился и посмотрел вдаль. — Я держался особняком, потому что мне показалось, что так будет лучше всем. — Именно на этот вопрос она ждала ответа, но, черт возьми, мужчины не умеют на них правильно отвечать.
— Под словом «все», насколько я понимаю, вы подразумеваете себя и меня. Так почему же будет лучше, если мы будем игнорировать друг друга?
Он стал изучать светящийся конец сигары, радуясь тому, что было темно.
— Меня к вам тянет, Фокс. — Он откашлялся. — Пару раз я вообразил, что и вы ко мне неравнодушны. — Она молчала. — Я просто хочу избежать ошибки. Обстоятельства могут привести к ситуации, которая ничем хорошим не кончится.
— Думаю, я понимаю, о чем вы говорите.
— Тогда вы должны понять, почему я старался держаться от вас на расстоянии. Я не хотел усложнять ситуацию.
Она пошевельнулась, и он мог бы поклясться, что почувствовал запах бекона. Конечно, мужчины у костра выбрали неподходящее время для того, чтобы жарить бекон.
— Мне понравилась ночь в лагере бандитов. Не все, конечно. Не то, что мне прострелили ухо, и не холод, но вы понимаете, о чем я. Не правда ли?
Конечно, он понимал. Сколько ни пройдёт лет, он будет вспоминать это путешествие и эту ночь. Он надеялся, что тогда он вспомнит и о других вещах, а не только о ее жарком теле, прильнувшем к нему, и о чудесном запахе ее кожи прямо у своего носа.
— Мне понравилось быть с вами. — Она говорила так тихо, что ему пришлось наклониться. — Не многие мужчины, исключая Пича, заставляли меня смеяться.
Это замечание показалось Таннеру странным и почти печальным. Правда, он неожиданно подумал о том, что женщины и его редко заставляли смеяться. Со временем он решил, что женщины и мужчины вообще смеются над разными вещами. Но в ту ночь в лагере бандитов они с Фокс смеялись вместе, как близкие люди, понимающие друг друга.
— Мне тоже понравилось быть с вами, — признался он. — В этом-то и проблема.
Они стояли плечом к плечу, покуривая и вглядываясь в темноту, словно надеялись что-то увидеть. Хотя Таннер вряд ли был способен что-либо заметить. Все его чувства были поглощены стоявшей рядом с ним женщиной. Одному Богу известно, подумал он, куда заведет их этот разговор.
— Позвольте мне уточнить, правильно ли я вас поняла. Вы стараетесь держаться от меня подальше, потому что если вы будете близко и мы будем разговаривать, то… что?
Еще никогда Таннер не чувствовал себя так неловко. Он не привык к прямолинейным женщинам. С одной стороны, они ему нравились, но с другой — при известной доли изворотливости и хитрости — не надо было облекать неприглядную правду в более обтекаемые слова.
— Я не хочу все то время, пока мы будем путешествовать, размышлять о том, как бы уложить вас в постель! — выпалил он, сердясь на то, что она заставила его высказаться прямо, без обиняков.