– Это всего лишь попытка оправдать убийство твоего отца, – объяснил Морис. – Мария Тереза даст тебе самое необходимое, а я уж как-нибудь незаметно вывезу тебя из города.
На прощание Софи с благодарностью обняла своих верных друзей. Решение бежать в шато де Жюно созрело по двум причинам. Во-первых, место это находилось за много миль от Парижа, и здесь не было еще никакой смуты, во-вторых, граф в течение многих лет был постоянным клиентом ее отца, что давало девушке определенную надежду получить у него работу. Как только она прибыла в шато, мажордом, сразу же Софи признавший, взял ее на работу, сказав при этом, что граф уже истосковался по своим любимым пирожным с тех пор, как парижский кошмар положил конец прямым поставкам. Именно то, что Софи делала любимые пирожные графа, и сблизило ее с графиней куда больше, чем это предполагал местный этикет. Время, проведенное в шато, было периодом относительного покоя и благополучия, и Софи могла начать строить свою жизнь заново. Теперь она понимала, сколь была глупа, думая, что счастье будет длиться вечно… Глаза ее закрылись, и Софи наконец уснула.
Часа через два девушка проснулась с первыми лучами солнца. Убедившись, что они ни на единый градус не отклонились от выбранного ею направления, Софи постаралась по возможности не шуметь, чтобы не разбудить Антуана. Умывшись в холодном ручье, она открыла шкатулку со швейными принадлежностями и пришила к подкладке своей юбки все браслеты и кольца графини, кроме одного, которое оставила в кошельке вместе с несколькими золотыми монетками на крайний случай. Жемчужное ожерелье и остальные деньги она спрятала в ворохе нижних сорочек. Софи уже слышала, что маркиз сроду не носил с собой денег, а потому не боялась, что старик ни с того ни с сего вытащит из кармана пригоршню золотых. Теперь можно было будить остальных.
Больше всего Софи боялась, что престарелый маркиз забудет о том, какая им грозит опасность и потребует вернуться в шато де Жюно. К счастью, этого не произошло. Очнувшись в лесу, старик, очевидно, вспомнил дни своей военной молодости и покорно взял из рук Софи хлеб и сыр, приняв ее за маркитантку.
Антуан был на редкость послушен, а когда все-таки собрался раскапризничаться, девушка пообещала, что сегодня он снова будет кататься на Бижу, и мальчуган забыл обо всем на свете.
Наконец Софи уселась на лошадь боком, за спиною маркиза, и беглецы продолжили свой путь. Вскоре они выехали из леса. Оказавшись у развилки дорог, повернули на север, продолжив свой путь среди пустынных полей и перелесков. Но не проехали они и нескольких миль, как услышали позади топот копыт. Софи в ужасе оглянулась, страшась, что их нагнал кто-то из отребья, захватившего шато. Но вместо этого они увидели конный отряд регулярной армии. На шляпах солдат красовались трехцветные кокарды Новой Республики. Надежда на то, что солдаты проследуют, не обратив на беглецов никакого внимания, рухнули после того, как сержант, пристально посмотревший на маркиза, проскакал вперед и, встав на пути Бижу, вынудил лошадь остановиться.
– Неплохая кобылка у тебя, старичок, – обратился сержант к маркизу. – Откуда она у тебя?
Маркиз, не привыкший, чтобы к нему обращались подобным образом, непонимающе посмотрел на военного. Испуганный Антуан прильнул к Софи. Софи заговорила, решив сказать что-нибудь наиболее подходящее для этих времен, когда крестьяне растаскивали собственность своих прежних господ.
– Что упало, то пропало! – воскликнула она, разыгрывая из себя простушку-пейзанку. – Мы нашли эту лошадь… И хозяев при ней не было…
– Неужели? И где же вы ее нашли?
– Да здесь же, по лесу плутала, – Софи кивнула в сторону, откуда они пришли.