Таспер мало-помалу, с огромным трудом отучил себя от обыкновения никогда не отвечать на вопросы. Но все равно вопросы он предпочитал ответам. Дома он задавал вопросы постоянно: «Зачем кухонный бог раз в год должен отправляться на Небеса с докладом? А можно мне в это время красть печенье? Зачем невидимые драконы? Если болезни насылают боги, как же папа их лечит? Почему у меня все время появляются маленькие братики и сестрички?»
Алина Альтан была превосходной матерью. Она с усердием отвечала на все эти вопросы, в том числе и на последний. Она рассказала Тасперу, откуда берутся дети, завершив отчет так:
— И тогда, если боги благословят мою утробу, появится малыш.
Она была женщиной набожной.
— Не хочу, чтобы тебя благословляли! — возмутился Таспер, снизойдя до утверждения, что делал только тогда, когда очень уж волновался.
Правда, у него не было выбора. К тому времени, как ему сравнялось десять, боги сочли уместным благословить его двумя братиками и двумя сестричками. В качестве благословений, по мнению Таспера, они никуда не годились. Они же были еще совсем маленькие — какой от них прок?
— Ну почему им не столько же лет, сколько мне? — допытывался он.
И таким образом, у Таспера образовался на богов небольшой, но чувствительный зуб.
Доктор Альтан между тем продолжал процветать, и рост его доходов даже опережал прибавления в семействе. Алина наняла няньку, кухарку и множество вечно сменяющихся мальчиков-слуг. И вот, когда Тасперу исполнилось одиннадцать, один такой мальчик-слуга робко сунул ему сложенный бумажный квадратик. Таспер в изумлении развернул бумажку. Она была странная на ощупь и вроде бы даже дрожала в его пальцах. Еще от нее исходило сильное ощущение того, что говорить о ней не следует никому. Записка гласила:
Дорогой Таспер!
Вы оказались в необычном положении. Прошу Вас непременно позвать меня сразу, как только Вы столкнетесь лицом к лицу с самим собой.
Я буду наблюдать за Вами и прибуду по первому зову.
Поскольку к тому времени у Таспера не осталось ни малейших воспоминаний о раннем детстве, записка совершенно сбила его с толку. Он откуда-то знал, что говорить о ней никому нельзя, но еще он понимал, что к мальчику-слуге этот запрет не относится. Зажав бумажку в руке, он кинулся в кухню вслед за мальчиком.
Наверху кухонной лестницы его остановил оглушительный грохот бьющегося фарфора. За грохотом немедленно последовал голос кухарки, разразившейся потоком обвинений разной степени справедливости. Таспер понял, что в кухню лучше не соваться.
Итак, мальчик-слуга, которого звали очень странным именем Мур, находился в процессе увольнения, как и все мальчики-слуги до него. Таспер счел за лучшее подождать Мура у задней двери. Он посмотрел на зажатую в руке записку. В пальцах у него закололо. Записка исчезла.
— Пропала! — закричал Таспер, и из того, что он предпочел утверждение вопросу, сразу стало ясно, насколько он взволнован.
О том, что было дальше, Таспер, пожалуй, и рассказать бы толком не смог. Вместо того чтобы подождать мальчика, он помчался в гостиную, собираясь, несмотря на все свои ощущения, рассказать о случившемся маме.
— Знаешь что? — начал он. Этот вопрос сам по себе ничего не значил, и Таспер применял его для того, чтобы что-нибудь сообщать окружающим и при этом не изменять своему обыкновению изъясняться исключительно вопросами. — Знаешь что?
Алина подняла глаза, и Таспер, несмотря на то что совсем уже собрался рассказать ей о таинственной записке, неожиданно для себя выпалил:
— Кухарка только что вышвырнула нового слугу!
— Ну вот! — огорчилась Алина. — Теперь придется искать нового!
Таспер страшно разозлился на себя и начал снова:
— Знаешь что? Странно, что кухарка и кухонного бога не вышвырнула!
— Тише, милый! Нельзя так говорить о богах! — укорила его набожная женщина.