— С точки зрения участника.
Мелвилл печально потеребил усики.
— Я боялся этого вопроса, — признался он. — Конечно, Кэрол невероятно талантлива, иначе у нее вообще ничего не вышло бы, но иногда возникает такое чувство… ммм… такое чувство, что она повторяется. Скажем так: я думаю, что Кэрол, вероятно, не позволяет себе быть самой собой в той же мере, в какой она не позволяет этого нам.
Тут Кэрол поняла, что из всей своей труппы по-настоящему любит только Мелвилла. От остальных ее просто тошнило. Кэрол никогда не признавалась себе, что за эти годы труппа крепко ей надоела, но у нее не было времени выдумать кого-нибудь поинтереснее, потому что постоянно приходилось срочно делать следующий сон. Может, уволить всех скопом? А вдруг это обидит Мелвилла?
— Мелвилл, — волнуясь, спросила она, — вам нравится быть негодяем?
— Как пожелаешь, дорогая, — ответил Мелвилл, — однако вынужден признаться, что иногда мне хотелось быть… как бы это выразиться… не совсем законченным мерзавцем. В общем, незаконченным мерзавцем, фигурой несколько более сложной…
Это было непросто.
— Я попробую, — подумав, сказала Кэрол. — Но тогда мне придется на какое-то время перестать видеть сны и потратить его… на то, чтобы по-новому посмотреть на людей… Вы подождете? На это может уйти больше года…
— Разумеется, — улыбнулся Мелвилл. — Позови, когда понадоблюсь.
Он склонился перед ней и поцеловал ей руку в своей утонченной, самой что ни на есть злодейской манере…
…И Кэрол снова обнаружила, что сидит в шезлонге. Однако на этот раз она терла глаза, а на террасе никого не было, кроме Крестоманси, — держа в руках сломанный шезлонг, он говорил, кажется по-итальянски, с тощеньким маленьким мальчиком. Мальчик, по всей видимости, поднялся на террасу из бассейна. На нем были купальные панталоны, с которых капало на плитку.
— Ой! — воскликнула Кэрол. — Так мне все это и правда только приснилось!
Она обнаружила, что во сне уронила зонтик, и нагнулась его поднять. Кажется, на него наступили. А на платье у Кэрол оказался длинный потек помадки. Тут Кэрол, конечно, проверила, на месте ли брошка, кулончик и браслеты. Их не было. Брошку так и вообще вырвали с мясом. Кэрол перевела взгляд на балюстраду — там стояла небольшая закопченная сковородка.
Кэрол вскочила и бросилась к балюстраде, надеясь, что увидит, как Мелвилл спускается с террасы. На ступенях никого не было. Зато она заметила кеб Бимбо — теперь он стоял в конце улицы в окружении жандармов. Бимбо в нем не было. Наверное, он проделал фокус с исчезновением, который она изобрела для сна «Горбун из Монте-Кристо».
Тысячеликая труппа выходила из моря на пляж и укладывалась позагорать или учтиво просила у прочих отдыхающих мячик по играть. Кэрол едва ли могла отличить своих актеров от обычных туристов. На площадке для гольфа какой-то человек в красном блейзере выстроил вновь прибывших в шеренгу и учил их делать первый удар. Тогда Кэрол посмотрела в сторону казино, но там не было ни следа Пола, Марты или Фрэнсиса. Из переполненных кафе на площади, однако, доносилось пение — уверенное, слаженное, потому что в тысячеликой труппе, само собой, было несколько хоров. Кэрол обернулась и с упреком посмотрела на Крестоманси.
Тот прервал беседу по-итальянски, взял маленького мальчика за костлявое плечо и подвел к Кэрол.
— Наш Тонино — довольно необычный волшебник, — сказал он. — Он усиливает магию других людей. Когда я обнаружил направление, в котором вы мыслите, то решил попросить его помочь нам, слегка подкрепив ваше решение. Я подозревал, что вы придете к такому выводу.