– Эрика, я хочу тебя… Ужасно хочу… – задыхаясь, прошептал Данте.
Когда он вошел в нее, Эрика почувствовала, как пламя страсти разгорается все сильнее, заражая их обоих жадным нетерпением. Тела их ритмично двигались, сердца бились в унисон, а Данте входил в нее все глубже, стремясь к самым потаенным глубинам ее естества. И настал тот блаженный миг, когда Эрике почудилось, что они с Данте воспаряют ввысь и летят к самому горизонту, проносясь сквозь безбрежное пространство вселенной, касаются руками мерцающих звезд, купаются в блаженных волнах экстаза.
И когда Эрика исступленно прижалась к Фаулеру, неописуемое чувство пронзило все ее существо. Ей казалось, что они с Данте составляют одно целое. Она стала живой, дышащей частью его, а он – яростным пламенем, бушующим в ней, нескончаемой жаждой наслаждения, расцветавшей пышным и нежным, словно лепестки розы, цветом.
А потом она будто попала в какой-то нескончаемый темный водоворот. Сладостное чувство пронзило все ее существо. Ей казалось, что она умирает от наслаждения. Ощущение невыразимого блаженства охватило ее. Она задыхалась, ловя открытым ртом воздух, а Данте вонзался в нее вновь и вновь, прижимая к себе так крепко, словно боялся, что она исчезнет. Наконец удовлетворенный стон сорвался с его губ, и мускулистое тело Данте содрогнулось в блаженном экстазе.
Когда погасли последние языки жаркого пламени, его тепло осталось, и Эрика поняла, что их обоюдная страсть может при желании вспыхнуть с новой силой, никогда ее не удастся утолить до конца. Эрика удовлетворенно вздохнула, понемногу приходя в себя, открыла глаза и увидела над собой прекрасное лицо Данте.
Обведя каюту все еще затуманенным взором, Эрика смущенно ахнула. Это ж надо! Оказывается, они с Фаулером удовлетворили свою безудержную страсть друг к другу не где-нибудь, а в том самом углу, в котором капитан пытался укрыться. Данте стоял, опершись своими мускулистыми руками о стену, а Эрика – ухватившись руками за его узкие бедра. Краска смущения вспыхнула на щеках Эрики, когда глаза ее встретились со смеющимися зелеными озерами в обрамлении темных густых ресниц.
– Мне тоже никогда не приходилось заниматься любовью в таком неподходящем месте, – поспешил успокоить он Эрику, поняв, чем она так смущена. – Я настолько увлекся… – его хрипловатый голос прервался, и Фаулер весело ухмыльнулся, – своей защитой, что совершенно забыл, где нахожусь. – Он провел указательным пальцем по чуть припухшим от поцелуев чувственным губам Эрики. Когда я был маленьким, мама частенько за какую-нибудь провинность ставила меня в угол. Но никогда, даже в самом страшном сне, не могло мне привидеться, что в углу можно настолько возбудиться.
Эрика звонко рассмеялась. Смущения ее как не бывало.
– Я тоже представить себе не могла, что в обычном платяном шкафу так уютно целоваться.
Взгляд Фаулера переместился на кровать – гораздо более подходящее место для удовлетворения страсти.
– Может, попробуем на кровати, детка? Похоже, мы ею пренебрегаем.
Однако Эрика покачала головой и, проведя руками по его широкой груди, кокетливо возразила:
– Я пока что не решила, примет ли суд твою защиту. – В ее глазах заплясали лукавые искорки. – Мы еще не выслушали обвинение.
Когда нежные губы Эрики коснулись легким поцелуем его сосков, а потом прошлись по плоскому животу, Данте застонал. Ее страстные поцелуи и умопомрачительные ласки, легкие и изысканные, волновали его как никогда. Ему захотелось сдаться на милость победителя. Если суд уготовил ему такое наказание, он согласен отбывать его хоть до конца жизни. Сладостные ласки Эрики заставляли Данте желать все новых и новых ее прикосновений. А руки Эрики между тем пробежались по его спине, исследуя каждый мускул.