Очутившись на земле, отведенной правительством под резервацию, чужой и не имевшей даже своего названия – ее называли просто индейской территорией, – побежденные, но по-прежнему гордые шайены попытались хоть как-то обустроить свою жизнь. Мужчин, уцелевших в бою, держали отдельно от их семей. Мальчиков-подростков одели в военную форму и отправили в училище, чтобы они переняли обычаи белых людей, там их заставляли говорить только по-английски, побуждая забыть и язык своих предков. Охотников, оставшихся без коней и оружия, не удалось заставить заняться земледелием.
Свободолюбивые шайены теперь во всем унизительно зависели от властей. Даже пищу – и ту им раздавали посланные правительством белые люди!
Белые люди постарались сделать все, чтобы некогда могущественное племя лишилось своих корней и традиций. Однако сломить индейцев было не так-то просто. Даже в столь страшное время шайенам удалось сохранить чувство собственного достоинства, а несчастья только сплотили их, научив еще больше полагаться друг на друга!
4
Декабрь 1877 года
Кутаясь в одеяло, Алана смотрела, как над далекими снежными вершинами встает солнце. Смотрела – и думала о Сером Соколе. В редкие минуты покоя она вспоминала все, что он ей когда-то говорил. Все до последнего слова. Хотя их свадьба так и не состоялась, Алана считала себя вдовой. Жизнь без любимого была пустой и бессмысленной.
Новый день не сулил радости. Теперь все дни были похожи один на другой. Не то, что прежде, когда Серый Сокол и дедушка были еще живы, а ее с бабушкой не поселили насильно на негостеприимной земле.
Да… Они с трудом сводили концы с концами, а в последние недели частенько и голодали. Порции говядины, которые давали им, становились все меньше.
Она решила весной посадить кукурузу и тыкву, чтобы следующей зимой им было не так тяжело. Если они, конечно, доживут до следующей зимы…
Никогда еще Алана не чувствовала себя такой одинокой. Ей не к кому было обратиться за помощью, ведь остальные тоже влачили жалкое существование.
Многие шайены уже умерли от голода, потому что не желали принимать подачки от правительства. Но Алана была готова на все, лишь бы накормить бабушку.
Лазурный Цветок сильно сдала: она мучилась бессонницей, глаза ее померкли, а походка стала шаткой. Не желая пугать внучку, старая индианка старалась скрыть свою немощь, но ей это не удавалось. Теперь уже всем было понятно, что она серьезно больна. Лазурный Цветок слабела с каждым днем, однако Алана тешила себя надеждой, что надо лишь продержаться до весны, а там… там, глядишь, они обе обретут новые силы.
Алана еще немного полюбовалась восходом и, прижав к груди хворост, добыть который ей удалось с большим трудом, сбежала по склону холма. Следы ее мокасин тут же запорошило свежим снегом. Внезапно ветер задул еще сильнее, сердито завывая, он носился над прериями, вьюга слепила глаза.
Войдя в темную и тесную деревянную лачугу, по которой гулял ветер, Алана обнаружила, что за недолгое время ее отсутствия бабушке стало хуже. Она лежала на циновке, маленькая и беспомощная. Увидев это, Алана переполошилась: сколько она себя помнила, бабушка всегда вставала до зари, чтобы встретить восходящее солнце…
Нагнувшись, Алана потрогала ее лоб. Он был очень горячим.
«У нее жар!» – испугалась Алана.
И, словно прочитав мысли внучки, Лазурный Цветок прошептала:
– Не тревожься обо мне, девочка.
Индианка попыталась улыбнуться, но глаза ее были по-прежнему тусклыми и безжизненными, а рука, потянувшаяся к Алане, дрожала.
– Почему ты молчала о своей болезни, бабушка? Погоди… я сбегаю за знахаркой…
– Не надо, – покачала головой Лазурный Цветок, – не беспокой Уанну, у нее и без меня есть кого лечить. Скоро мне станет полегче.
Алана поднесла к губам бабушки кувшин с водой. А потом положила в котелок последний кусочек мяса.