– А теперь вы понимаете, – прошептала она и отстранилась, – что нельзя помочь тому, кто не помогает себе сам.
Мария с усилием повернула кресло и подкатила к огню. У него мелькнула мысль, что она намерена бросить его в огонь и разом покончить со всем этим. Вместо этого девушка подошла к письменному столу, взяла книгу и швырнула ему на колени.
– Весь следующий час вы будете вслух читать книгу. Это не только поможет концентрации внимания, но и послужит прекрасным упражнением для тренировки подвижности языка, как пианино для пальцев. Это произведение Оливера Голдсмита. Называется «Викарий из Уэйкфилда». Начните, пожалуйста, с первой страницы.
Она опустилась на соседний стул, перевела взгляд на огонь в камине и умолкла в ожидании. Через несколько минут Мария сердито вскинула голову и, не глядя на него, сказала:
– Не стыдно, если не получится. Стыдно не пытаться. Разозленный ее безразличным тоном, он несколько секунд рассматривал профиль девушки. Вот, значит, как. Она сдалась, пришла к выводу, что лучше вернуться в дом викария, чем вести независимую жизнь, присматривая за умственно и физически неполноценным. Он решил бросить «Викария из Уэйкфилда» в огонь. Нет, лучше в нее.
Вместо этого он открыл книгу, перевернул страницу и принялся внимательно вглядываться в текст. Крошечные буквы плыли у него перед глазами, заставляя сосредоточиться, отчего у него начинало ломить виски. Ему пришло в голову, что он не брал в руки книгу с тех пор, как этот проклятый бандит ударил его и оставил лежать лицом в грязи.
– Не могу, – пробормотал он, крепко зажмурив глаза. Сжав зубы, он еще раз попытался сосредоточиться.
Слова выглядели непонятными иероглифами.
– Не могу, – опять вырвалось у него. Салтердон захлопнул книгу и бросил ее в огонь.
Мария вскочила, схватила кочергу и вытащила начавшую тлеть книгу, стряхнула угольки и сдула пепел.
Не говоря ни слова, она вновь положила книгу ему на колени и села рядом.
– Начинайте.
– Ты что немая? Или глухая? – крикнул он. Но из его губ вылетели только «немая» и «глухая». Герцог опять швырнул книгу, которая пролетела всего в нескольких дюймах от головы девушки.
Она опять подняла книгу, повертела ее в руках и осторожно положила ему на колени. Затем Мария опустилась на колени рядом с его креслом, раскрыла обложку и указала на первое слово.
– Когда вы были маленьким, учителя показывали вам буквы. Вы помните алфавит, ваша светлость?
Огонь отражался от ее пепельных волос, как от зеркала. Салтердон ощущал ее запах. Внезапно он ощутил, что его волнует ее близость.
– Ваша светлость? – повторила она и подняла на него огромные голубые глаза.
Он покачал головой. – Нет, с этой минуты вы будете изъясняться словами, а не жестами, – сказала она и, увидев, что герцог продолжает упрямо молчать, села на корточки и тяжело вздохнула. – Клянусь, вы способны вывести из себя даже святого. Никогда в жизни я не имела дела с человеком, проявляющим такое беспричинное упрямство, постоянно сопротивляющимся, чье нежелание слушать других такие же твердое, как скалы Гибралтара. Теперь я начинаю понимать, почему ушли все, кто был до меня. Нам не по силам творить чудеса. Что я должна сделать, чтобы достучаться до вас, сэр?
Она печально улыбнулась, встала, положила книгу на стол и отошла к дальнему окну, превратившись в неясный силуэт.
Он скользнул взглядом по столу, по книге, а затем посмотрел на нее.
– Какой унылый день, – послышался ее грустный голос. – Раньше ветер и дождь возбуждали меня. Холод бодрил. Есть что-то такое в зимней стуже, что обостряет чувства, заставляет ощущать свое тело, вплоть до кончиков пальцев рук и ног, очищает мозг, так что окружающий мир становится ярким, как в детстве.