Я заметила, с каким интересом она рассматривает мой костюм для верховой езды; наверное, он казался ей таким же элегантным, как мне — костюм Карлотты.
— Добрый день, госпожа, — сказала девушка. Мне очень хотелось узнать, как живется в доме кузнеца. Конечно, до определенной степени я могла вообразить себе их жизнь и представить себя членом их семьи. Если бы я была дочерью Томаса Гаста, я восстала бы против него, это точно.
— Тяжелая у тебя работа, — посочувствовала я. — Как тебя зовут?
— Феб, госпожа, я — старшая.
Ее глаза вдруг наполнились слезами.
— Тебе плохо, да? — неожиданно для себя спросила я.
Она кивнула, и тогда я поинтересовалась:
— А что случилось?
— Ох, госпожа, вы уж не спрашивайте меня, — ответила она, — только не спрашивайте!
— Может быть, мы чем-то могли бы помочь тебе.
— Ох, ничем мне не помочь, госпожа. Что ни сделай — все будет к худшему.
— А в чем дело, Феб?
— Я не скажу.
Как ни странно, глядя на нее, я почувствовала, что между нами возникает какое-то взаимопонимание. Мне стало ясно: здесь замешан мужчина.
Я вспомнила Бастиана, и вновь меня охватила злость, на некоторое время прервавшая нить, связавшую меня и эту девушку.
— Конечно, — сказала я, — твой отец видит грех там, где все остальные видят только радость.
— Но мой грех настоящий.
— Что есть грех? — вопросила я. — Наверное, вредить другим людям — это и есть грех, — и тут же вспомнила о своем намерении уничтожить Карлотту. Это было самым черным из всех грехов. — Но если никто не пострадал… это не грех.
Она не слушала меня. Собственные переживания полностью захватили ее.
Я мягко спросила:
— Феб, ты… у тебя неприятность?
Она подняла на меня полные страдания глаза, но ничего не ответила, а выражение страха на ее лице напомнило мне о Дженни Кейс.
— Если я смогу, то попробую помочь тебе, — опрометчиво предложила я.
— Спасибо, госпожа.
Она вновь склонилась к земле и продолжила свою работу.
Я больше ничего не могла сказать ей. Если мои предположения верны, у Феб действительно были неприятности. Я увидела в ее лице то, что видел в моем лице дедушка Касвеллин, — в этом я уверена. Неужели девушки так меняются, когда у них появляется любовник? Наверное, потеря девственности как-то отражается на внешности, поскольку у Феб, конечно же, был любовник и теперь она столкнулась с последствиями.
Последствия. Ребенок! Я была ошеломлена мыслью о том, что такое могло случиться и со мной. «Я женюсь на тебе как только ты достигнешь совершеннолетия или раньше, если будет необходимо», — говорил Бастиан.
В наших с ним отношениях было, конечно, некоторое безрассудство: мы не слишком серьезно задумывались о том, что могло случиться. Я знала, что мои родители, хотя и будут потрясены, в случае чего отнесутся ко мне с любовью и пониманием. Так же восприняла бы это и тетя Мелани, а дядя Коннелл, будучи мужчиной, просто расхохотался бы, заявив, что Бастиан оказался шустрым парнем.
Совсем иначе обстояло дело у бедняжки Феб Гаст. Вплести в волосы ленту, расстегнуть в жаркий день пуговицу на воротничке, надеть пояс, подчеркивающий талию, на это платье, напоминающее бесформенный балахон, — все это было грехом. А уж валяться в поле или в лесу с мужчиной…
Я вернулась в кузницу. Подкованная кобыла уже поджидала меня. Томас Гаст был как никогда похож на подручного сатаны, и на обратном пути я все время думала о несчастной Феб Гаст.
Вчера я подслушала разговор двух служанок. Я вошла в дом из конюшен, а они занимались уборкой в одной из комнат, выходящих в холл. Они не заметили меня, поэтому я уселась и стала слушать, так как тема заинтересовала меня. Одной из девушек была Джинни, а другой — Мэб, девушка лет шестнадцати, о которой прислуга поговаривала, что она склонна искать приключений и неравнодушна к мужчинам.