Направляясь к нему, Малькольм размышлял, как старик узнал, кто к нему стучит.
— Я не слышал стука, — сказал Элпин. — В моем возрасте слух уже не тот, что прежде.
Малькольм воздержался от вопросов, не желая услышать, что Элпин восполняет ослабший слух способностью видеть сквозь стены.
— Что ты готовишь?
— Снадобье от тошноты, — ответил Элпин, бросая в кувшин темные комочки.
Заинтригованный Малькольм наклонился:
— Что это у тебя?
Элпин поднес кувшин к носу гостя:
— Помет дикого кабана.
Малькольм поперхнулся и отошел от стола.
— Я собираю его в лесу и сушу на огне. Если шарики растереть и разбавить водой, они превосходно прочищают желудок.
— Еще бы! — Малькольм зажал нос.
Элпин накрыл кувшин крышкой и поставил его на полку рядом с другим, полным пиявок.
— Итак, Макфейн, — начал старик, сверкнув черными проницательными глазами, — что тебя привело ко мне?
Малькольм замялся. Признаться, что ему не дает покоя сон, значило бы выставить себя болваном. С другой стороны, раз уж он здесь, вряд ли стоит скрывать свои тревоги…
— Мне приснился сон.
Элпин кивнул, ничуть не удивленный его словами.
— Это странно уже потому, что мне никогда не снятся сны.
— Значит, ты боишься.
— Ничего я не боюсь! — возразил Малькольм.
— Боишься, и еще как, Макфейн! — Элпин, опираясь на посох, подошел к огню и что-то всыпал в один из кипящих котелков. — Все мы чего-то боимся. Ты, например, того, что может тебе присниться. Это и заставляет тебя напиваться вечерами до бесчувствия.
Да, старик прав. Ему могли привидеться Мэриан в луже крови и с перерезанным горлом; Абигейл, умершая на ступеньках лестницы; Фиона, забившаяся в угол; малютка Хестер, погибшая в своей кроватке. У всех у них пепельные, без кровинки лица, ибо кровь вытекла через зияющие раны и пропитала одежду… Он безжалостно напомнил себе, что за одну ночь лишились жизни более двухсот женщин и детей. Виновником Малькольм считал себя.
— Мы говорили о твоем сне, — напомнил Элпин.
Малькольм тяжело перевел дух, прогоняя ужасные воспоминания.
— Мне приснилась женщина, — продолжал он. — Я никогда прежде ее не видел, однако сразу догадался, что это Ариэлла.
Элпин, помешивая в котелке, поднял глаза.
— Откуда ты знаешь? — спросил он с любопытством.
— Я узнал ее лицо — такое же, как у статуэтки в комнате Маккендрика.
Старик кивнул и заглянул в котелок.
— Она была красавицей, — пробормотал Малькольм, вспоминая видение, освещенное пламенем очага. — Ее не портили ни обгоревшие волосы, ни кровь на подоле.
Элпин насупился:
— Почему кровь? Она что, порезалась?
— Не знаю. Вероятно, это как-то связано с ее ужасным концом.
Элпин задумчиво пожал плечами и сосредоточил внимание на другом котелке.
— Продолжай.
— Она посоветовала мне не винить себя в ее гибели…
— Вот как? — Старик с недоумением покачал головой.
Малькольм прищурился:
— Тебя это удивляет?
— Что ты, ничуть! В моем возрасте уже ничему не удивляются. Просто я не предвидел, что Ариэлла тебя простит.
— Это было не отпущение грехов, — поправил его Малькольм. — Она просто сказала мне: «Хватит казниться». Это не одно и то же.
— Конечно, не одно и то же. — Вернувшись к столу, Элпин начал осторожно переливать в бутыль темную жидкость. — Что было потом?
— Мы беседовали, но не помню о чем. А потом я ее обнял и поцеловал.
Бутылка упала на пол. Услышав звон стекла, сова расправила крылья и издала зловещий крик.
— Ничего страшного, — заверил Элпин собеседника, собирая с пола осколки. — Старики всегда неуклюжи. Не беспокойся. Так, говоришь, ты поцеловал ее?
Малькольм кивнул.
— Она не противилась этому?
— Конечно, нет! — возмутился Малькольм. — Я никогда не навязываюсь женщинам, даже тем, которые существуют лишь в моем воображении.