Закончив парад, они уселись на вращающиеся серебристые шары, покрытые кусочками зеркал.
— Что я говорил вам, Брэйдон? — кричал барон. — Это неповторимо, вы не увидите подобного нигде в мире, и все это ваше, все — ваше, мой дружище, так что выбирайте.
Затем он в очередной раз объяснил мадам, что лорд Брэйдон его гость и что после всех радостей вечера счет следует представить ему.
Барон умолк в ожидании ответного слова Брэйдона.
Он подставил свой бокал, чтобы ему налили еще, хотя бокал был наполовину полон, и сказал:
— Вы — мастер, манн герр, а я здесь ученик; я последую за вами.
Это прозвучало как комплимент, и барон был в восторге.
Поднявшись с видимым трудом на ноги, он стоял в центре вращающихся девушек, расточая похвалы каждой из них.
Наконец он распахнул руки в театральном жесте и выкрикнул два имени.
Две девушки завизжали от восторга.
Они соскочили с вращающихся шаров и подбежали к нему, обнимая его шею пухлыми руками и целуя в щеки.
Они потащили его, демонстрируя явное нетерпение, к дверям в конце зала и исчезли вместе с бароном.
— А теперь, майн герр, очередь за вами, — сказала мадам на ломаном английском.
Из вежливости, а также, по наблюдениям лорда Брэйдона, из стремления блеснуть эрудицией барон весь вечер говорил по-английски.
Остальные гости на обеде следовали его примеру.
Лорд Брэйдон был рад этому, не желая обнаруживать перед ними степень своего владения немецким языком.
Кроме того, у него появилась теперь возможность прибегнуть к уловке, чтобы избежать предложения мадам, обращенного к нему.
Он не собирался воспользоваться «угощением» барона.
— Я х'теп бы девочку англичанку, — пробормотал он нарочито заплетающимся языком.
И уже был уверен в успехе.
Наверняка среди девушек, вращавшихся на серебряных шарах, англичанок не было.
Да и вряд ли в настоящий момент в доме находилось много других девушек.
Конечно, они с бароном не были здесь единственными гостями.
Но, поскольку они прибыли довольно поздно, заведение начало работать задолго до их приезда.
— Я думать, — начала мадам после паузы, — Грета говорит чуть английский, и она оч-чень опытная, сделать вам очень счастливый.
Говоря это, она поманила пальцем одну из немецких девушек, светловолосую и очень пухлую.
Когда она подошла к лорду Брэйдону, он ответил:
— Нет! Он-на не англ'чанка, и если вы н'можете дать мне англ'скую девочку, я н'йду в др'гом месте.
Он думал, что победа за ним.
У него был повод уйти, предоставив мадам объяснять потом барону, почему он это сделал.
Но тут, к его ужасу, она поднялась, восклицая:
— Идить за мной, майн герр!
Этого лорд Брэйдон не ожидал. Чтобы потянуть время, он делал вид, что еле стоит на ногах.
Он вышел, шатаясь, вслед за мадам через дверь, противоположную той, через которую вышел барон.
Она провела его по узкому коридору и открыла дверь, находившуюся, по расчетам лорда Брэйдона, вблизи от холла; они уже пересекали его, входя в зал.
Как он и ожидал, комната, в которую они вошли, оказалась спальней.
Он предположил, что она предназначена для гостей, неспособных после обильных возлияний идти далеко или подниматься по лестнице.
Комната была убрана с безвкусной яркостью, свойственной таким местам.
На просторной кровати лежало розовое атласное покрывало, а на потолке сверкало большое зеркало.
Занавеси на окне являли собой воплощенную вульгарность. Украшенные бантами и кистями, они выглядели скорее отвратительно, нежели привлекательно.
В одном углу стоял умывальник, в другом — шкафчик.
Лорда Брэйдона могло бы вытошнить от одной мысли об эротике подобного сорта.
Однако, кроме всего прочего, здесь можно было заметить и определенный напет роскоши, рассчитанной на клиентов типа барона.