Роберт сидел, прижавшись головкой к материнской щеке, и выражение его личика при этом было весьма трогательное,
Наблюдая за ними, Кассия тогда впервые поняла, что имела в виду Мара, когда говорила ей о том, какое это счастье — видеть живой восторг в детских глазах. Именно этот восторг ей захотелось перенести на бумагу. Она почти закончила рисунок еще утром, не выходя из музыкальной залы, а теперь, когда Рольф вошел в спальню, Кассия лишь добавляла последние штрихи, придавая рисунку законченную форму.
— Добрый вечер, лорд Рэйвенскрофт, — проговорила она. — А я уже начала было думать, что вы вообще исчезли с лица земли и переселились на какую-то другую планету, на одну из тех, которые Галилей наблюдал в свой телескоп.
Рольф приблизился к ней:
— Прошу прощения, что не пришел раньше. Все последнее время я был очень занят. — Он взглянул на рисунок. — Должен признаться, леди Кассия, у вас есть дар находить очень выразительные и удивительно трогательные темы для своего творчества.
— Спасибо за комплимент, милорд. — Кассия улыбнулась.
— Но, насколько мне известно, вы предпочитаете не рисовать лиц.
Кассия глянула на него.
— Да, но я прежде никогда не рисовала детей. А дети — невинные существа. Они не ведают о том, что в мире существует зло. Поэтому им нет нужды скрывать свои лица под масками.
Рольф взял рисунок в руки и принялся разглядывать:
— Но вы и Мару в этом смысле не обделили. Кассия забрала у него рисунок и, перевернув, положила себе на колени.
— С некоторых пор я узнала, лорд Рэйвенскрофт, что и среди взрослых иногда встречаются те, кто не скрывается под масками.
Рольф улыбнулся:
— Мара замечательная женщина, не так ли? Но что касается масок… Посмотрели бы вы, как она выглядела, когда впервые встретилась со своим мужем Адрианом. Черные крашеные волосы и очки изменили ее до неузнаваемости. Вы ни за что не узнали бы в той даме женщину, с которой виделись сегодня.
Кассия растерянно посмотрела на него:
— Прошу прощения?
— Она вам как-нибудь сама расскажет эту историю. Что ж… Рад видеть, что вы наконец-то начинаете менять свое мнение о людях и признаете, что не все они так коварны, как вам прежде казалось. Не все люди корыстны, миледи. Впрочем, в Уайтхолле трудно в это поверить, и тут я вас вполне понимаю. Собственно, именно поэтому я год назад уехал в сельскую глушь. Там люди проще, и им неведомо крючкотворство их городских собратьев. Так, о чем вы хотели со мной поговорить?
— Я хотела вас кое о чем спросить. Рольф выжидательно молчал.
Кассия выпрямилась на постели, прежде чем задать свой вопрос:
— Что со мной произошло?
Еще до прихода сюда Рольф знал, о чем именно у них пойдет разговор. Он не раз старался найти разумные объяснения случившемуся, но, к сожалению, и сам толком не понимал, что произошло на том злосчастном маскараде. Поэтому сейчас, поднимаясь по лестнице в ее спальню, он чувствовал, что ответа на ее вопрос у него просто нет.
— Что вы помните о том вечере? Точнее, что, на ваш взгляд, предшествовало тому, как вы очнулись в этой спальне несколько дней назад?
— Я помню, что мы были на маскараде в Уайтхолле. Мы хотели понаблюдать за придворными и попытаться определить, кого из них можно было заподозрить в убийстве моего отца. Потом я навестила королеву. Она выглядела ужасно, я очень переживаю за нее, милорд. Вы, кстати, не знаете, как ее самочувствие?
— Боюсь, что такое же. Что еще вы помните о том вечере?
— Я помню, что… вы сильно разозлились на меня за что-то…
Рольфу хотелось, чтобы Кассия забыла о том позорном эпизоде.
— Прошу прощения за свое поведение. Я не имел никакого права осуждать вас.
Кассия кивнула и продолжила:
— Последнее, что мне запомнилось, это как вы увели меня в сад.
— Где через несколько минут вы упали в обморок.
— Я упала в обморок? Почему? Мне стало плохо?
— Не совсем. — Рольф внимательно посмотрел ей в глаза. Он не знал, как бы поделикатнее объяснить ей свою версию происшедшего.