Вокруг глаз обозначились тени, похоже, она за эти дни похудела и напоминала тростинку, качающуюся на ветру. Перед ней стояла тарелка с сыром и хлебом, но Рольф заметил, что Кассия не притронулась к еде. Он уже открыл было рот, чтобы съязвить по этому поводу, но сдержался. Сейчас не время для шуток. Пришла наконец пора объясниться.
Он надеялся каким-нибудь образом продраться сквозь частокол недоверия между ними. Ему хотелось открыть перед Кассией свои чувства, сказать, что любит ее и будет счастлив прожить с ней всю жизнь до последнего дня. Между прочим, ему самому до сих пор еще становилось не по себе при мысли, что он женат. Ведь после Дафни он твердо решил никогда не связываться с женщинами, а если и появилось бы чувство, то ни в коем случае не признаваться, ибо это дает женщине власть над мужчиной. Но мысль о том, что он может потерять Кассию навсегда, была страшнее.
Вчера ночью, лежа без сна, он решил обо всем рассказать Кассии, раскрыть перед ней свое сердце, а там будь что будет. Возможно, она тут же отвергнет его… Ни одна из прежних его миссий не была сопряжена с таким риском, но выбора не было.
— Похоже, вам нужно кое-что обсудить наедине, — словно прочитав его мысли, сказала Мара, поднимаясь со своего места. — А мне пора идти будить Дану. Так что пойду. Кассия, ты знаешь, что если тебе что-нибудь понадобится, только скажи.
Кассия с улыбкой кивнула.
Она продолжала сидеть неподвижно и даже не повернулась в сторону Рольфа.
— Леди Кассия, я…
— Ведь мы с вами теперь муж и жена, не так ли? Вам не кажется, что уместнее отныне называть меня по имени?
— Хорошо, Кассия, — помолчав, проговорил Рольф. — Полагаю, это хороший шаг в верном направлении.
Кассия закрыла глаза и глубоко вздохнула:
— Извините. Я не хотела быть с вами резкой, просто устала.
Рольф сел напротив нее:
— Может быть, нам отложить разговор до лучших времен? Может, вам сначала отдохнуть?
— Нет, и так уже откладывали. Давайте покончим с этим. — Она впервые посмотрела на него. — Во-первых, должна сразу сообщить вам, что сегодня утром я виделась с мистером Финчли и выясняла вопрос о возможности оформления развода.
Рольф внутренне напрягся:
— Понимаю.
— И я узнала, что, принимая во внимание странные обстоятельства, при которых от меня было получено согласие на брак, больших проблем с разводом не будет. Нужно всего лишь подписать кое-какие бумаги, и на этом все.
Рольф сам удивился спокойствию своего ответа:
— Должен ли я понимать это так, что вы продолжаете упорно двигаться по пути самоуничтожения?
— Прошу прощения?
— Убей Бог, никак не пойму, что побуждает вас постоянно выбирать для себя дорогу с наибольшими препятствиями? Я много думал над этим. Не час и не два, а несколько суток. Без конца себя спрашивал: что заставляет ее поступать подобным образом? И пришел к единственно возможному выводу. Мысль о том, чтобы быть повешенной по обвинению в убийстве собственного отца, судя по всему, кажется ей предпочтительнее, чем мысль о том, чтобы, воспользовавшись помощью друзей, доказать свою невиновность.
— Я не нуждаюсь в вашей помощи и найду способ доказать свою невиновность самостоятельно. Рольф поднялся:
— Откуда в вас это невозможное упрямство? Почему вам так трудно принять мою помощь?
— Потому что цена за эту помощь для меня слишком высока.
— О чем вы?
— Я теряю свою свободу. Точнее, уже потеряла, став вашей женой. — Она подняла на него глаза и добавила: — Не по своей воле.
— Потеряли? Скажите, я вам в чем-нибудь отказываю? Может быть, я запер вас в вашей комнате и держу там только на хлебе и воде? Вы меня простите, мадам, но уточните, пожалуйста, каких именно прав и свобод я вас лишил?
— Пока не лишили, но скоро все изменится. Это неизбежно. Просто так никто ничего не делает, милорд.