Он и сейчас оживленно приглашал гостей полюбоваться садом, где, судя по обилию роз в комнате, они были еще в полном цвету, хотя уже кончался октябрь. Покойная миссис Грэмпаунд умело воспользовалась мягким умеренным климатом юго-восточного побережья Корнуолла, очень отличающимся от Западного побережья, которое принимало на себя всю силу зимних штормов. Сад был дополнительно защищен высокой и густой тисовой изгородью.
Когда мистер Грэмпаунд предложил руку Джулии, та бросила на Александру молящий взгляд, но было невозможно что-либо поделать. Отказать ему было бы в высшей степени неприлично. Другую руку он подал Виктории, и все трое, выйдя из гостиной, направились через террасу к розарию.
Александра собиралась последовать за ними, но Лонстон остановил ее, взяв за локоть. Она оглянулась, удивленно подняв брови.
— Прошу вас простить меня, — обратился он к ней без всяких предисловий.
11
— Простить вас? — переспросила Александра.
— Да, за то, что я хоть на секунду мог поверить в то, в чем пытался убедить меня ваш отец. И пожалуйста, не притворяйтесь, что вы меня уже простили. Я же знаю, что нет.
Александра отвернулась, все еще оскорбленная его вчерашними обвинениями и смущенная самой темой разговора.
Шагнув к ней ближе, Лонстон сжал ее локоть.
— Черт, до чего же вы упрямая особа! Я же знаю, что вы невинны. Мне хорошо знаком ваш характер. Не знаю, как это могло случиться, но, когда ваш отец предъявил мне обвинения, нацелив острие рапиры в сердце и утверждая, что имеет от доктора неопровержимые доказательства, я видел перед собой только мистера Грэмпаунда и думал, что он отец вашего… вашего ребенка!
Александра вспыхнула. Даже женщины не обсуждали между собой таких подробностей.
Лонстон понизил голос. Он стоял так близко, что она ощущала на виске его жаркое дыхание.
— Не знаю, как это могло случиться, — повторил он, — но эта мысль привела меня в бешенство.
Александра ахнула.
— Мистер Грэмпаунд и я? — У нее вырвался смешок. — Лучше вы бы мне этого не говорили!
Вообразить себе, что ее немного чопорный добрый друг, всегда «читающий лекции» бедняжке Джулии, лишает ее, Александру, невинности — это было невозможно вынести! Она сначала пыталась подавить смех, но, не в силах сдержаться, громко расхохоталась.
Подобрав васильковые юбки, она последовала за сестрами и своим мнимым возлюбленным. Веселье ее оказалось заразительным, потому что она услышала у себя за спиной смех Лонстона. Он догнал ее в коридоре, ведущем на террасу.
— Я о вас кое-что знаю, — прошептал он ей на ушко. — Вы так же неисправимы, как и я.
Александре было странно это слышать. В этот миг она поняла, что в его словах прозвучало нечто очень личное. Она остановилась и посмотрела на него.
— Лонстон, — начала она, решив затронуть иную тему, которая отчего-то казалась ей продолжением разговора, — когда я была маленькой, я часто думала, как хорошо было бы родиться мальчиком — мужчиной, свободно путешествовать повсюду — по окрестным лесам, по всему графству, по всей Англии, по всему миру. Должна признаться, я очень огорчилась, узнав, в чем должно быть мое призвание в жизни. После вашего разговора, когда вы рассказали мне о своей жизни в Индии, во мне проснулся тот самый ребенок, каким я была когда-то. Как я могу объяснить, почему позволила вам поцеловать себя? Я сама себе не могу этого объяснить. Конечно, я вас прощу, если… если вы не будете обо мне плохо думать.
Лонстон смотрел на девушку, пытаясь вообразить ее ребенком, девочкой с косичками и запачканными коленками.
— Вы часто убегали от няни? — спросил он с ласковой улыбкой.
Александра кивнула. На сердце у нее потеплело от воспоминаний, вызванных этим вопросом.
— Она из себя выходила, когда я убегала в лес, вместо того, чтобы скучать за вышиванием или за уроками.
— Хотел бы я знать вас тогда, — сказал Лонстон.