Весь дом, по моде того времени, был изрядно заставлен мебелью и безделушками, но личное помещение маркиза, служившее ему приютом в трудные минуты жизни — такие, как сейчас, — оставалось обставлено просто и скромно.
Взяв графин с маленького инкрустированного столика у двери, он наполнил две рюмки хересом, перехватил благодарный взгляд доктора и опустился в одно из кресел.
Маркиз сделал глоток, не почувствовав даже, как вино слегка обожгло небо. Он не сводил глаз с обветренного морщинистого и доброго лица доктора. Лорд Брэндрейт не мог поверить, что его дочь серьезно больна, пока не перехватил озабоченный взгляд доктора Ньюки, выходившего из спальни Александры.
Дети были радостью его жизни. Мысль о том, что Александра серьезно, может быть, смертельно больна, настолько поразила маркиза, что он никак не мог сообразить, как заставить доктора рассказать ему все.
— Она поправится? — спросил он наконец робко.
— Ну-ну! — воскликнул доктор. — Вижу, я вас встревожил. Я этого не хотел. Быть может, я слишком серьезно выразил свою озабоченность, но ведь я очень привязан к ней. Она была моей пациенткой двадцать три года.
— Ну да. — Брэндрейт вспомнил, что добрый доктор присутствовал при появлении Александры на свет. И вынудил себя задать самый трудный для него вопрос.
— Скажите мне прямо, что с ней?
— А разве я не сказал? — удивился доктор.
Брэндрейт покачал головой.
— Простите, но я сам был поражен. Это очень необычно. Дело в том, милорд, что она беременна, месяца три или четыре. Ребенок явится на свет где-то в апреле.
Брэндрейт онемел, не в силах сделать ни вздоха.
Александра ждет ребенка!
Вдохнув наконец, он прорычал:
— Что?!
— Полегче, прошу вас, милейший! — Доктор даже слегка подскочил в кресле. — Я сам поразился, но такое бывает, и нет смысла выходить из себя.
Брэндрейт уже не слышал доктора. Он видел только свою дочь в объятиях этого негодяя!
— Извините, — неучтиво прервал он доктора, вставая, — но у меня срочное дело.
— Да, конечно, а я выпью еще капельку вашего превосходного хереса — и в дорогу.
Минуту спустя лорд Брэндрейт уже стучал в дверь Александры. Не ожидая разрешения войти, он распахнул дверь. Александра, сидя на кровати, застегивала пуговицы на платье. Она выглядела бледной.
— Доктор хочет, чтобы я неделю лежала в постели, но я не могу. У меня столько дел — маскарад, гости, украшение замка… Папа, поговори с ним и… Боже мой, что случилось? Почему ты сердишься? Ты на меня сердишься?
— На тебя, на кого же еще? Какой бы отец не пришел в негодование! А ты с ним! Как ты могла? Ты же знаешь, как это опасно! — Он запустил руку в седеющие волосы.
Александра не знала, что и думать.
— Знаю, я в последнее время мало отдыхаю, но…
— Мало отдыхаешь! — воскликнул маркиз, не в силах поверить, что дочь может так легкомысленно относиться к своему положению и думать только о том, как бы благополучно выносить ребенка. — Скажи мне только, как это случилось? Ради бога, дитя, скажи мне правду!
— Папа, о чем ты говоришь?
— Когда ты впервые целовалась с Лонстоном?! — закричал он, почти злорадно отметив при этом, как лицо ее залилось краской. Наконец-то он добился правды! — Значит, это правда! Этот субъект имел наглость… у него хватило бесстыдства соблазнить невинную девушку!
— Но это была и моя вина. Со мной не было горничной. Я совсем потеряла голову. Я бросала камешки в реку, а он был так хорош…
— В Бате, прошлым летом?
Александра виновато опустила голову.
— Но я не… ты не должен думать…
— Достаточно одного раза, чтобы потом расплачиваться всю жизнь.
Александра удивленно смотрела на отца:
— Но, папа…
— Я потрясен, я совсем убит! Я тебе доверял, всегда доверял. Этого можно было ожидать от Джулии, она слишком легкомысленна, или от Виктории, она слишком податлива на комплименты, но ты, ты, моя умница Александра! Но я этого так не оставлю.