Он смотрит на ее лицо, видит его то ясно, то словно в тумане. Как всегда, Кэтрин не вся принадлежит ему. Она хватается за смятые простыни, но не за него. Как будто не хочет делить с ним свою страсть.
Ибо она чувствует правду: его ничтожество, его фальшь. Но он должен и дальше жить с этой ложью, иначе он погубит всю свою семью.
Другое, более сильное желание победило его влечение к ней. Ему захотелось выпить.
Он отталкивает ее. Пошатываясь уходит. Находит бутылку…
Берк рывком сел в постели. В тишине он слышал свое хриплое дыхание. Тело покрывал холодный пот, кровь стучала в ушах. Он не сразу сообразил, где находится.
Ему снилась Кэтрин. Снилось, как он овладевал ею. Жестким доказательством была мучительная боль в паху.
Схватившись за голову, он все еще воображал, что держит ее в своих объятиях. Он ощущал вкус ее губ, свежий аромат кожи. И видел небольшой шрам на ее животе, тонкий полумесяц на белой коже.
Это был не сон. Видение.
От этой мысли он окончательно пришел в себя. Отбросив покрывало, встал с постели. Ковер казался холодным. Ощупью пробираясь по комнате, Берк ударился ногой о стул, на котором лежал его халат. Боль отдалась в бедре.
Он выругался и, просунув руки в рукава шелкового халата, завязал пояс.
Во рту пересохло. Ему необходимо выпить. Чего-нибудь покрепче.
В коридоре догорала свеча, отбрасывая на стены дрожащие тени. Бал закончился только к утру, и он от попыток утопить в вине мысли о Кэтрин добрался до постели мертвецки пьяным. Должно быть, прошло несколько часов. К нему вернулась ясность ума, трезвость мыслей.
«Моя единственная любовь умерла».
Он оперся о косяк, в его грудь снова как кинжал ударили слова Кэтрин, произнесенные в саду. Она больше никого не полюбит. Он благодарил Бога за то, что ночная темнота скрыла боль, отразившуюся на его лице. Он сумел закончить разговор и уйти так, что она не поняла, каким дураком он чуть не выставил себя.
Завтра он уедет, как только убедится, что Лорена передала Кэтрин ее вдовью долю наследства. Уедет, так и не узнав то, ради чего приезжал: найти причину своих видений. Ибо остаться значило поставить под угрозу здравый ум, в то время как нечастые видения были не так опасны.
Когда он объявил Кэтрин о своем отъезде, то подождал немного – в надежде, что она возразит, даст ему повод изменить свое решение и продлить пребывание здесь. Она же просто стояла, глядя на него своими прекрасными глазами.
«У меня достаточно силы воли, и я не позволю ни одному мужчине дурно поступить со мной».
Не жалела ли она, что ответила на его страсть? Или жалела, что лежала с ним на траве? Неужели вопреки похвалам она все же считала его никчемным негодяем?
«Пожалуйста, Берк. Еще. Еще немного».
Желание густым туманом заволокло его мысли. Прости, Боже, он хотел любить Кэтрин, отметая все барьеры прошлого. Хотел целовать каждый дюйм ее бархатистой кожи, до самого шрама на животе.
Так как было в его видении.
Сердце забилось еще сильнее, на этот раз от страшной мысли. Если у нее действительно был такой шрам, то об этом мог знать только один мужчина.
Альфред.
Всем своим существом Берк восставал против этого. Его охватило непреодолимое желание бежать, скрыться от этой истины. Но он только прижался лбом к холодной стене. Только сумасшедший мог поверить, что в его голове хранятся воспоминания другого человека. Вот он и нашел логичное объяснение тому, почему знал о ее очках, медальоне, ее певучем йоркширском говоре.
Но как он мог знать о такой интимной детали, как шрам?
Оставался лишь один способ получить ответ.
Он пошел по темному коридору, бесшумно ступая босыми ногами по ковровой дорожке. Берк безошибочно находил дорогу в лабиринте коридоров. В доме стояла тишина, гости крепко спали.