— Если мы хотим поспеть в Тонбридж к экипажу, надо спешить!
— У нас еще вдоволь времени, и ноги у меня не железные.
Толстуха с блаженной улыбкой шлепнулась на траву, и ее супругу ничего не оставалось, как последовать ее примеру — стоять на солнцепеке и ругаться было слишком утомительно.
— Да хранит вас Бог! — обратилась толстуха.
— Да хранит вас Бог! — нестройно ответили Том и его спутники, не отрывая глаз от противоположного берега. Они были явно не настроены на беседу, но Китти была из тех кумушек, которые умеют развязать язык даже немому.
— Какой хорошенький ребеночек! — сразу заговорила она.
Горбунья улыбнулась и, не поворачивая головы, кивнула.
— У меня слабость к маленьким девчушкам…
— Это мальчик, — перебила Нэн; она говорила с отчетливым акцентом.
— Вы говорите как иностранка, — сказала женщина.
— Я француженка, мадам.
— Француженка? — Мужчина, презрительно фыркнув, окинул взглядом всю четверку. — Не очень-то мы тут жалуем французов.
Его жена по-прежнему улыбалась.
— Ли хочет сказать, — охотно пояснила она, — что с женитьбы короля на француженке все и началось, и вон она до чего его довела! Ты ведь это хотел сказать. Ли?
— А теперь она где? — возвысил голос Ли. — Во Франции! Небось крутит шуры-муры и целыми днями танцует. Хорошей же женой нашему королю Карлу она была — в такую заварушку его втянула!
— Мне очень жаль, что королева тоже была француженкой, — сказала Нэн. — Что до меня, то я есть бедная женщина. Мой муж — вот он, и ребенок, и эти двое — мы все ходить в Дувр, чтобы присоединяться к нашему господину. А бедняк во Франции и бедняк в Англии бывать почти одно и то же.
— Вот уж точно, не в бровь, а в глаз, — поддакнула толстуха.
— Хозяин или хозяйка говорить: «Ходить туда, ходить сюда!», а слуги иметь повиноваться, даже если для этого ездить в другую страну. Мой муж есть камердинер господина. Ведь так оно есть, Гастон?
Гастон подтвердил ее слова — английским он владел еще хуже своей жены.
— Мы все служим одному господину, — встряла Нелл.
— Э-э! — махнул рукой Ли, — в этой стране еще долго будет кавардак. Перемены начнутся, когда парламент возьмет верх. Мы — за парламент, как и положено беднякам. А вы за парламент?
— Прошу прощения? — переспросила горбунья.
— За парламент? — повысил голос Ли.
— Все равно не разбирать. Уж вы меня извинять, я не есть англичанка. Ли повернулся к Тому.
— Вы тоже француз?
— Нет, я англичанин.
— Тогда вы должны думать так же, как и я.
— А сколько лет ребенку? — снова вмешалась в разговор жена Ли.
— Ему есть два года, — сказала горбунья, непроизвольно кладя на ребенка руку.
— Какая чудесная и белая у вас ручка, — сказала женщина и с гримасой отвращения посмотрела на свою огрубевшую, со сломанными ногтями руку.
— Она горничная леди, — пояснила Нелл.
— Неужели? Та, что одевает, завивает волосы и пришивает кружева? Да, тут поневоле привыкнешь к светской жизни.
— Светской жизни? — спросила горбунья. — А что это есть?
— Ну, высшее общество, балы и маскарады, — пояснил Том.
— Веселящиеся леди и джентльмены в окружении голодных бедняков, — добавил Ли.
— Мне очень жаль, что это есть так, — серьезно сказала горбунья.
— А вас-то кто в чем обвиняет? Просто в такие , времена, как сейчас, бедным лучше держаться вместе.
— Мы сейчас идти в Дувр, чтобы присоединяться к семье господина.
— Пешком? — поразился Ли. — С ребенком на руках?
— Вот так-то богатые относятся к своим слугам, — добавила его жена.
— Мы должны быть там завтра, — сказал Том, — чтобы успеть привести в порядок дом. Так что времени у нас в обрез.
— Хорошее обращение со слугами, нечего сказать, — продолжала ворчать женщина. — До Дувра — пешком! А откуда вы идете?
— Ну, — начал Том, но горбунья его опередила:
— Из Лондона.