Но почему мы не можем получить такую же точность в нашей системе?
— Ну и что? — нахальная физиономия Мацумото светилась довольством. — Мы можем использовать асимптотический способ?
Мысль о том, что, преодолев бесконечность, придется прыгать рядом с Землей, не достигнув ее, была для Ленгли нестерпимой. Он отбросил это предложение и занялся приборами, пытаясь успокоить себя.
Они попали в плоскость эклиптики, и телескоп сразу же идентифицировал Юпитер. Затем приборы показали, что Марс и Венера должны быть примерно на той же линии. Но их не было.
Затем Ленгли, измотанный всем этим, осмотрелся вокруг.
— Положения планет неверные, — сказал он. — Мне кажется, что я узнал Марс… но он зеленый.
— Ты пил? — спросил Блостейн.
— Ни капли, — ответил Ленгли. — Глянь-ка в окуляр: вон диск планеты, на правильном расстоянии и в том же месте, где должен быть. Но он не красный, а зеленый.
Некоторое время они молчали.
— Есть идем, Сарис? — спросил Блостейн тихим голосом.
— Мне пока нечего сказать, — его глубокий голос был совершенно бесстрастен, но в глазах блестела мысль.
— К дьяволу! — Ленгли в отчаянии запустил двигатель. Солнечный диск прыгнул в экранах.
— Земля, — сказал Блостейн. — Я узнаю ее в любом виде.
Планета висела в ночи, голубая и переливающаяся, рядом Луна — капля расплавленного золота. Слезы заполнили глаза Ленгли.
Он снова глянул поверх приборов, уточняя положение. Они были еще в половине астрономической единицы от цели. Этого было достаточно для ракетных двигателей, но требовало времени, а Пегги ждала. Он установил приборы на точку выхода в трех тысячах километрах от Земли.
Прыжок!
— Теперь мы гораздо ближе, — сказал Мацумото. — Но мы не сможем проделать подобный маневр еще раз.
На мгновение злость на машину заполнила Ленгли. Но он взял себя в руки и снова припал к приборам. В этот раз расстояние составило около шестьдесят тысяч километров. Еще один расчет, теперь уже с учетом орбитального движения. Когда часы отсчитали выбранный им момент времени, он включил сверхпривод.
— Мы рядом!
Она висела, окутанная облаками: пятнистые континенты, яркая радиальная звезда — отраженный, сфокусированный океаном свет Солнца. Ленгли щелкнул пальцами, считав показания радаров. В этот раз ошибка была почти нулевой.
Ракеты рявкнули огнем, их вжало в кресла, когда Ленгли бросил корабль вперед. Пегги, Пегги, Пегги — эта песня переполняла его.
Мальчик или девочка? Он вспомнил, и это было как будто час назад, как они пытались подобрать имя, ведь они даже боялись, как бы у него не было плоскостопия, когда им домой принесли сертификат на рождение ребенка.
О, Пегги! Как много я потерял.
Они вошли в атмосферу.
Корабль ревел и грохотал. Сейчас они скользили по длинной пологой спирали, и должны были облететь полмира, прежде чем приземлиться. Глухой свист раскалывал воздух.
Ленгли был поглощен уравнениями, а Блостейн, Мацумото и даже Сарис Хронна не отрывали глаз от экранов. Так получилось, что холатанин спросил первым:
— Это множессство огней — ваш Нью-Йорк?
— Нет… Мы где-то над Ближним Востоком, как мне кажется, — Блостейн взглянул вниз, на окутанную тьмой Землю и на мерцающее скопление огней. — Да это может быть все, что угодно.
— Никогда не видел города таких размеров на этой высоте без телескопа, — сказал Мацумото. — Анкара? Значит, там сегодня необыкновенно ясная ночь.
Шли минуты.
— Это Альпы, — сказал Блостейн. — Видишь на них лунный свет? Боб, черт подери, я же знаю, что города таких размеров там не может быть!
— Он такой же большой, как Чикаго, — Мацумото замолчал. Когда он заговорил снова, то слова вылетали с трудом:
— Джим, ты посмотрел на Землю повнимательнее, когда мы выскочили?
— Более или менее, а что?
— Ха… Что… что… Вспомни.