У могилы инока Иоанна. Слева направо: А. И. Золотова, Л. В. Пьянкова, Монахиня Варвара (Золотова), монахиня Людмила (Золотова), архимандрит Кирилл, Г. И. Катышев. 21 июля 1998 года
Ужин в деревенском доме незабываем. Старец держится просто, но чувствуется в нем великая сила. Матушки наперебой угощают, а он наперед оделит всех, а потом и сам отведает. Удивился чернике, что она уже поспела. Хозяйки объяснили, что сегодня в лесу напали на ягодный островочек. Больше нигде ягоды не было. А здесь смогли набрать мисочку.
Я никогда в жизни не бывал в такой атмосфере. Нас обнимала теплота, простота, спокойствие и внутренняя умиротворенность. Наверное, это и есть первоначально данное человеку Богом состояние, которое он по своему неразумию не оценил.
Перед отъездом отец Кирилл каждому сказал что-то теплое и благословил. Мне же дал радость знать, что мы еще увидимся.
С тех пор меня не оставлял вопрос – кто же такой инок Иоанн, почему мы о нем ничего не ведаем, почему оказывают ему по смерти великую честь? Матушка Людмила знала много, но, видимо, не все могла сказать, да и благоприятных обстоятельств для разговора не было. Удалось только узнать, что инок Иоанн был дружен с отцом Кириллом во время пребывания своего в лавре и что матушка ухаживала за иноком, когда тот находился в старческой немощи. Наконец случай представился.
В домике инока Иоанна. Слева направо: А. И. Золотова, архимандрит Кирилл (Павлов), Г. И. Катышев, монахиня Людмила (Золотова). На переднем плане монахиня Варвара (Золотова). 21 июля 1998 года
С матушкой Людмилой мы оказались рядом в автобусе, который возвращался из Владимира с панихиды, отслуженной на могиле епископа Афанасия (Сахарова), великого литургиста и подвижника ХХ века. Много лет провел он в лагерях и ссылках, но остался несломленным. Последние годы его жизни пришлись на Петушки родной Владимирской губернии, где владыка в самое мрачное время хрущевских гонений оставался светочем для всех, кто был ему близок. Матушка Людмила и сестра ее монахиня Варвара не только лично его знали, но и выполняли особые, опасные для себя поручения епископа – отвозили письма, в частности в Тбилиси, известному теперь по многим публикациям и книгам митрополиту Зиновию (в схиме Серафиму). Владыка Афанасий оставил после себя большое богословское наследие. Например, он принимал самое деятельное участие в составлении службы Всем святым, в земле Российской просиявшим; его службы русским святым включены в Минею.
Настоятель Успенской церкви в Петушках протоиерей Андрей совершил накануне вечернее богослужение и утром 15 мая, в день тезоименитства владыки, литургию. А после все, кто пожелал, отправились специально заказанным автобусом во Владимир. Там, на кладбище, за печально знаменитой тюрьмой, отец Андрей и отслужил полную панихиду.
В автобусе мне удалось разговорить матушку и наконец заполнить белые для меня пятна в мозаике жизни инока Иоанна. Постепенно все встало на свои места.
Иван Михайлович Соложенцев родился в 1905 году в деревне Кличино Тульской губернии в семье крепкого крестьянина. В то время многодетные семьи были не редкость, а у Михаила Павловича и Ирины Дементьевны Иван стал семнадцатым. Старшие братья уже имели свои семьи, и Иван рос со своими племянниками. Хоть и был Ванюшка самым младшим в семье, никаких поблажек не имел. С четырех лет уже вовсю помогал по дому. Когда исполнилось семь, случилось событие, которое стало как бы началом нравственного возрастания. Как-то Михаилу Павловичу знакомый конюх предложил жеребенка, уверяя, что получил его за работу. Служил знакомый у какого-то крупного ценителя лошадей. Имение то ли продавалось, то ли закладывалось, в общем, было нестроение. Конюх смог, как потом выяснилось, «закосить» только что родившегося жеребенка самых что ни есть чистых кровей. Хоть и похож был жеребенок на осленка, чувствовалась в нем особая стать. Глаз нельзя оторвать. Весь черный, только на лбу белая звездочка и на ногах белые носочки. Загляденье. Конюх запросил за рысака немного – лошадь, корову, шесть овец да еще деньгами. Михаил Павлович согласился. Уж больно красив был малыш. Вручили жеребенка Ванюшке и дали ему имя Раскат. Спали малые вместе, бегали вместе, играли вместе. Не разлей вода. Краюха хлеба пополам. Если Ванюшу кто обидит, жеребенок утешает друга, дергает губами за рукав и не ест.
Подрос жеребенок, стали его к упряжке приучать. Если в коляске Ванюшка, проблем нет. Конь играючи выполнял все приказания, не надо никаких плеток и даже вожжей, понимал друга со слов. Если кто другой в пролетке – не тронется, хоть убей. Ванюшка сядет – с места рванется. Бег чистый, ровный, сильный. В округе не было более быстрого рысака. Вот объявляют конкурс – бега. Кажется, они проходили в Ефремове. Участвовали крупные конезаводы, частные фирмы. Были лошади из Петербурга, Москвы, центральных губерний. Конюх, который продал жеребенка, накануне соревнований оказался проездом в Кличино. Он как раз направлялся на бега, где ему надлежало обслуживать свою команду. Как истый лошадник, конюх не преминул проведать Раската. Знал ведь, что встретит красавца, и все же, когда увидел, обомлел. Он попросил Михаила Павловича показать рысака в работе. На мерной базе Раскат выдал прекрасный результат. Приезжий велел готовить коня на соревнования, остальное он, мол, все устроит, вплоть до сбруи.
Нужно было прибыть за три дня, чтобы конь до забега отдохнул. Михаил Павлович и Ванюшка отправились в неблизкую дорогу. Прибыли вовремя. Конюх слово сдержал и все устроил. Велел за сутки коня не поить. Раскат заглядывает Ванюшке в глаза, теребит его губами, не понимает, почему друг не дает ему воды. Ванюшка страдал, но крепился и из солидарности тоже не пил.
Раската записали в последний заезд. Наездники свысока поглядывали на мальчонку, который не отходил от своего друга, и отпускали едкие шуточки.
Вот старт. Неопытного парнишку сразу оттеснили на последнюю линию, которая длиннее. Ванюшка не стал спешить. Он попридержал коня и пошел сзади. Как только лошади вытянулись в линию по своим силам, крикнул: «Ну, Раскат, давай!» Конь так рванул, что тележка с легким наездником на повороте летела по воздуху. Что было на трибунах, не описать. Восторженный рев, рукоплескание, крики «ура».
На финиш прибежало все начальство, ветеринары. Осматривают Раската, обмеряют. Такой он произвел фурор. Золотой медали, однако, не присудили (конь-то был без документов), но денег за победный заезд дали столько, что отцу никогда и не снилось. На них купили разную сельхозтехнику, построили новую конюшню и поставили большой дом. Ванюшку, как виновника привалившего счастья, заставили положить золотой в правый угол под первое бревно. Дом и сейчас стоит.
Жили все одной семьей. Было несколько коров, лошадей, шестьдесят овец. Никого не нанимали, управлялись своими силами. Даже сами уходили в наем. С новой купленной косилкой заканчивали сенокос быстро, а потом косили другим.
В школе младший учился урывками, все было недосуг, все дела от зари до зари. Никто из его сверстников так не работал. Уже подростком Иван имел огромную силу, но никогда в ребячьих разборках в ход ее не пускал. Характер у него был мягкий, добрый и отзывчивый. Как-то пахал он. Вдруг слышит, где-то рядом за лесочком женщина заходится в плаче. Оказывается, муж у нее умер. Пахала сама, и вдруг пала лошадь. Заголосила, сил нет. Как теперь жить, как детей кормить? Иван говорит, не плачь, я тебе, мол, все вспашу, только помалкивай. Так он и пахал. Свой клин и бедной вдовы.
Однажды было ему видение наяву. Наверное, подсказка сверху, какой у него будет путь. На краю поля метрах в ста увидел он путника и замер. Высокий, стройный, в белых одеждах и препоясан широкой белой лентой крест накрест. Волосы мягкие, кольцами спускаются на плечи. Путник не то чтобы шел, а как бы плыл по земле. Иван удивился, куда же он идет. Дороги там нет, одни овраги. Бросился вслед, а никого нет, только упоительный аромат, какое-то удивительно нежное благоухание. Потом он понял, что Господь сподобил его видеть Ангела. За что? Наверное, уже было за что. За то, что человек должен носить в себе не только не растрачивая, а постоянно приобретая. Отрок сердцем был чист, миролюбив и доброжелателен, всегда готов прийти на помощь, поделиться последним куском хлеба, в ребячьих забавах никогда ни с кем не ругался, не дрался. Правда, один раз не сдержался, ударил сверстника, да так, что у того пошла кровь из носа и ушей. Гнал Иван в ночное связку коней. Сам верхом без седла, в руках несколько поводков. Тот парнишка решил подшутить. Возле оврагов бросил из кустов под копыта лошадей вывернутую шубу. Те как взбесились и рванулись прямо к обрыву. Несмотря на свою большую силу, не смог подросток остановить обезумевших животных. Уже был виден край, откуда полетел бы вниз кровавый клубок. И тут Иван взмолился: «Господи, Владыко, спаси!» Кони у обрыва встали как вкопанные. Потом и был этот суд с кулаком. Первый и последний в жизни.