Когда погибли ее родители, Джил отправили в Колумбус к тетке — пожилой вдове, собственные дети которой давно выросли и обзавелись своими семьями. Тетя Маделайн была отчужденной, сдержанной и, с точки зрения ребенка, недоброй. В детстве Джил страдала от одиночества. Настоящих друзей у нее не было; балет стал ее убежищем, ее жизнью. В семнадцать лет она поехала в Нью-Йорк, чтобы стать танцовщицей, и ни разу не оглянулась назад.
Появление в ее жизни Хэла заставило Джил осознать, какой она была одинокой.
Хэл внезапно откашлялся, словно собирался произнести заготовленную речь. Джил снова повернула голову, и на этот раз ее охватило острое беспокойство.
— В чем дело? У тебя в семье кто-то заболел? — Она через силу улыбнулась. — О Боже, только не говори, что Гаррельсон отверг твою работу!
Хэл неутомимо показывал повсюду свои работы в надежде, что какая-нибудь галерея устроит ему выставку. И именно этот дилер из Сохо выказал большой энтузиазм во время их первой встречи.
— Никто не заболел. Гаррельсон еще мне не звонил. Джил, я много думал. О том, что мы обсуждали на прошлой неделе.
На этот раз он быстро взглянул на нее. Его янтарные глаза выражали муку. И выдержать ее взгляд Хэл не смог.
Джил стиснула руль, с усилием сосредоточившись на дороге. Она пыталась вспомнить, что они обсуждали на прошлой неделе, но безуспешно — ее каштановая челка лезла в глаза, лоб покрылся потом. Биение пульса в ушах мешало слушать и думать. Ей не понравился этот его тон. Она припомнила только один вопрос, который они обсуждали, но не имеет же он в виду свое брачное предложение!
— Я не совсем уверена, что помню, о чем мы говорили. Только то, что ты сделал мне предложение и я приняла его.
Джил улыбнулась ему, но долго эта улыбка не продержалась.
Хэл с угрюмым видом откинулся на сиденье.
— Я передумал.
Джил попыталась сохранить спокойствие, но сердце ее неистово застучало. Она осторожно сбавила скорость, поглядывая в зеркало заднего вида, и начала быстро выбираться из левого ряда. По пятам за ней следовал красный седан. Этого не может быть.
— Передумал? — Шокированная, Джил подумала, что не так поняла его. — Ты ведь не о нашем браке говоришь? — Улыбка у нее получилась вымученная.
— Дело не в тебе, — каким-то жалким голосом пробормотал Хэл. — Мои чувства к тебе не изменились.
О Боже! Значит, он говорит об их браке. Джил по-прежнему не верила своим ушам, разум отказывался воспринимать сказанное Хэлом. Она уставилась на него.
— Не понимаю. Ты любишь меня. Я люблю тебя. Это же так просто.
Хэл был явно смущен и избегал смотреть ей в глаза.
— Мои чувства к тебе не изменились. Но я все думаю…
— Что?! — Возглас Джил прозвучал резко, хлестко. Этого не может быть!
«Но, с другой стороны, разве я не ожидала этого? Потому что наша любовь была слишком хороша, чтобы быть правдой».
Хэл посмотрел на нее.
— Я не хочу всю жизнь прожить в Нью-Йорке. Я скучаю по своим родным, по Лондону. Мне недостает летнего дома в Йоркшире.
Джил оторопела. Сжимавшие руль ладони вспотели. Белая футболка прилипла к спине.
— Да кто говорил, что мы будем вечно жить в Нью-Йорке? — хрипло спросила она, пытаясь сосредоточиться на дороге, но ничего не видя. Сердце билось так, что заглушало все другие звуки.
— Если шоу окажется успешным, оно может годами идти на Бродвее. И не говори, что ты все бросишь в разгар оглушительного успеха. У тебя никогда раньше не появлялось такой возможности.
Джил хотела, чтобы «Маска» имела огромный успех, и верила, что так и будет. До недавнего времени карьера была смыслом ее жизни. Про себя она сказала: «Да, я все брошу, если иначе потеряю тебя», но вслух не вымолвила ни слова.
Хэл тоже молчал.
— Значит, ты сообщаешь мне, что передумал? — наконец спросила она.
— Нет. Я не совсем понимаю, что делать. Но полагаю, нам надо пожить врозь.