В Брекнокшире, откуда мы родом, и в окрестностях Гламоргана рассказывают сказки о великане по имени Гурдфангаур. Люди стали называть так нашего Хью из-за его роста. Но мы с вами сейчас говорим не о нем, мадам, а о вас.
— Разве нам не пора ехать? — с невинным видом поинтересовалась она. — Вы так часто говорили, что нам нельзя задерживаться и надо продвигаться как можно быстрее.
— Прежде чем мы поедем, вы должны дать мне слово чести, что не будете больше игнорировать мои приказы, леди Элис.
— Слово чести, сэр? Разве валлийцы верят… — Она прервалась, поняв, что он может исказить ее слова, если услышит такой вопрос. Еще раз улыбнувшись, она продолжала:
— Вы и правда поверили бы моему слову, сэр?
— А я могу ему доверять?
Она кивнула, теперь серьезно глядя ему прямо в глаза.
— Если я даю слово, вы можете ему доверять. Я знаю, что от женщин не требуют такого высокого стандарта, какого ждут от рыцарей, но…
— В теперешние времена, mi geneth, даже от рыцарей нельзя ожидать подобного.
— О таких вещах нельзя говорить пренебрежительно, сэр!
— Я не говорю пренебрежительно, мадам, но я говорю правду. Мир меняется, и манеры и мораль меняются вместе с ним. Нельзя сказать, правильны ли такие перемены, но они происходят, и Господь не препятствует им. Когда-то слову рыцаря действительно доверяли, но ваш Ричард обнаружил, к своему несчастью, что больше нельзя доверять. Гарри Тюдор использует перемены для своей пользы. Нет сомнения, когда выгодно, Ричард делал то же самое.
— Не правда! Ричард — благородный рыцарь!
— Настолько благородный, что никто не может сказать, что стало с племянником, который вместо него по праву должен был занимать трон, и с его младшим братом. В действительности люди настолько уверены в их судьбе, что даже не задают вопросов.
Элис промолчала.
— Что же, — провокационно заметил он, когда она не ответила, — вам нечего сказать, мадам?
Элис нашла бы, что сказать, и еще больше — что утаить. Но разговор коснулся слишком опасной темы, чтобы изощряться в остроумии. Она слишком много знала, а точнее, располагала только одними подозрениями, но открыть их ему она не могла. Ее мысли беспорядочно работали, и внезапно, в первый раз после своей болезни, она вспомнила, что в Вулвестоне могли прятаться люди, и подумала, не было ли их среди недавних нападавших.
Он наблюдал за ней. Она прикусила губу, снова глядя на него из-под ресниц, стараясь разгадать выражение его лица. Разумеется, в случае опасности она всегда может завоевать его расположение, использовав свою женскую тактику, которая исправно служила ей и с мужчинами рода Плантагенетов, и с другими. Она скромно опустила глаза:
— Я не понимаю, что вы хотите сказать, сэр, но вы не должны говорить плохо о Ричарде. Вы, без сомнения, мудрый человек, сильный и смелый как лев…
— Меня не задобрит ваша женская болтовня, — оборвал он ее с внезапной суровостью. — Даже девица с волосами как вороново крыло и угольно-черными глазами не обманет меня столь откровенным притворством. Вы узнаете, что я так легко не отступаю от своих намерений. А теперь мне нужно ваше слово.
— Я думала, вам нравятся мои волосы, — поменяла она тему разговора. — Вы как-то говорили мне, что они похожи на расплавленное золото и красивее, чем у Элизабет.
Его суровый взгляд не изменился.
— Должен ли я позвать Йена, леди Элис, и приказать ему принести веревки?
Поверив, что он так и сделает, она наконец пообещала:
— Я буду подчиняться вам, сэр, пока мы не достигнем Лондона.
Он кивнул, ничего не говоря, и дальше они ехали в молчании.
Без разговора, который отвлекал ее, Элис пришлось бороться с мыслями о Джонет, которая, несомненно, уже умерла. Сохранять спокойный вид стало невыносимо тяжело, и скоро она поняла, что еще не совсем поправилась после болезни.