Она обещала себе никогда не признаваться в любви этому человеку, который доводил ее до бешенства. Что бы она ни говорила или ни делала, ей не удастся добиться его любви. Что толку биться головой о стену. Он удовлетворен страстью ради страсти и не хочет ничего большего, потому что явно не привык уступать женщинам и даже собственной жене.
— Потому что?.. — переспросил ее Дру, проведя указательным пальцем по ее мягким губам. — Чего ты хочешь от меня, Чикаго? Мое сердце?
Он запрокинул ее голову и лукаво улыбнулся.
— Если я отдам тебе свое сердце, ты будешь носить его в качестве трофея на шее, как этот жемчуг? Тори дотронулась до нитки жемчуга, с которой никогда не расставалась.
— Оно стало бы хорошим довеском к моему ожерелью, тебе не кажется? — колко сказала она.
— И это все, на что годится мое сердце, девчонка? — осведомился он, всматриваясь в аметистовые глубины ее глаз и пытаясь раскрыть тайны этой загадочной души. — Скажи, чего ты от меня хочешь? Ты будешь лелеять мою привязанность или выставишь ее напоказ?
Большой глупый ребенок! Разве он не догадывается, как драгоценна для нее его любовь? Почему у него такое извращенное понятие о любви и страсти? Почему он воспринимает женщин только как способ получить удовольствие? Вероятно, потому, что в жизни у него не было ничего серьезного, кроме кратких, пустых связей. Такой диагноз поставила Тори.
— А как бы ты поступил с моим сердцем, если бы я отдала его тебе? — ответила она вопросом на вопрос.
— Это зависит от того, что бы ты сделала с моим, — парировал он с загадочной улыбкой, которая приводила ее в ярость.
Дру — это безнадежный случай! Он храбро встречал любую опасность, но страшно пугался, когда разговор заходил о сердечных делах. Этот разговор ни к чему хорошему не приведет, так же как и их злополучный брак.
— Для начала я бросила бы его в реку, чтобы посмотреть, не потонет ли оно, как обыкновенный камень, — сказала Тори, собирая разбросанную одежду.
—А потом? — настаивал Дру.
Возмущенная его настойчивостью, она натянула штаны из оленьей кожи и пошла прочь. Ее муж слеп и глуп, если не понимает, что она стала бы бережно хранить дар его любви как сокровище. Однажды она рассказала, что чувствовала, а он стал насмехаться над ее признанием. Этому скептичному развратнику не удастся поступить так же еще раз.
— Я бы изжарила твое сердце и съела его на ужин вместо бобов из жестянки, которыми ты меня закормил, — проворчала Тори, гордо удаляясь.
Она задержалась, чтобы оглянуться на стройного, мускулистого обнаженного великана, который, развалясь, сидел на берегу реки.
— Что толку рассуждать о твоем сердце, — прокричала она. — Давай посмотрим правде в глаза, Монтана. У тебя его нет. Ты слишком цинично относишься к женщинам, чтобы доверять их чувствам. И если ты спрашиваешь, что бы я сделала с твоей любовью, тогда ты совсем не узнал меня за последние несколько недель!
— Я не такой холодный и беспечный, как ты думаешь, — крикнул он вслед. — Я просто не верю тому, чего не понимаю. Я осторожен по природе и подозрителен по привычке.
Тори обернулась и яростно уставилась на него.
— Ас чего бы это? Ты считаешь, что я не была бы верна тебе и отвергла твою привязанность, если бы ты предложил мне ее?
— А как бы ты поступила? — спросил он тихо. Уже одно то, что он задает подобные вопросы, разозлило Тори.
— Ты просто невыносим! — выкрикнула она.
— Черт возьми, я опять сказал что-то не то? — спросил он раздраженно.
— А ты разве когда-нибудь говорил то?.. — вскипела Тори.
— Чего же ты все-таки хочешь от меня? — потребовал Дру. — Разве нельзя сказать прямо, а не ходить кругами и издеваться над моими вопросами?
— Ты такой умник, вот и догадайся сам, — бросила Тори. — А если не можешь, то я не стану утруждать себя объяснениями.