Она была мне единственным другом здесь.
Маркус проницательно глянул на нее.
— Если хочешь, я разузнаю, как это случилось.
— Нет, спасибо. Не нужно.
Слишком много смертей. Почему так вышло, что все ее детство оказалось помечено смертью и все, кто был ей дорог, уже мертвы? А она вот живет и живет, как жила бедняжка Луделла — изгнанница, которой нигде не было места.
Нехитрые чары безмятежного утра поблекли. Авалон запустила руку в складки тартана и вынула записку Хэнока.
— Прошлой ночью я нашла вот эту запись твоего отца, — сказала она, глядя на косые неровные строчки.
Маркус все так же смотрел ей в лицо, но Авалон чувствовала, что его взгляд стал острым, как у охотника, обнаружившего добычу. Листок, сложенный вдвое, сухо шуршал в ее пальцах. Не глядя на Маркуса, Авалон протянула ему записку.
Маркус быстро пробежал ее взглядом, перечел еще раз, уже медленнее.
— Брайс, — сказал он наконец, и в голосе его звенел гнев.
— Думаю, да, — ответила Авалон. — Женщина, с которой я встречалась той ночью в трактире, сказала мне то же самое. Брайс привел пиктов на наши земли.
— Почему ты не рассказала мне об этом раньше?
Авалон села прямо, обхватила руками колени.
— Честно говоря, вначале я считала, что это не твое дело.
— А теперь? — помолчав, спросил Маркус.
Авалон вздохнула.
— Теперь мне хотелось бы знать, что ты обо всем этом думаешь.
Глаза Маркуса опасно сузились, точно он видел ее насквозь.
— Так, стало быть, ты собиралась мстить своему кузену в одиночку? Поэтому и помалкивала?
Авалон стойко выдержала его взгляд.
— Разумеется. Не могла же я допустить, чтобы ему это сошло с рук.
— Не могла, — согласился Маркус и снова перечел записку. — Я тебя понимаю.
— Приятно слышать.
— Но ведь в этой записке не обвиняется впрямую именно Брайс. «Де Фаруш» — и все.
— Да, я знаю. В том-то и дело. А монеты были французские.
— А Уорнер де Фаруш почти двадцать лет прожил во Франции, — медленно проговорил Маркус.
Авалон кивнула.
— Ты ухватил самую суть моих затруднений.
— Хэнок так и не смог изловить ни одного из этих пиктов, а уж у него возможностей было немало. Он сам рассказывал мне когда-то о своей неудаче.
— Ну, одного человека он все-таки изловил. Этого самого Макфарленда. Ему хватило.
— Земли клана Макфарлендов лежат к юго-востоку от наших. Если хочешь, я пошлю туда гонца. Он обернется в каких-нибудь три дня.
— Не стоит, — сказала Авалон. — Скорее всего этот человек тоже давно мертв.
11.
Разумеется, Маркус все равно послал гонца к Макфарлендам. Хотя Авалон и сказала, что Кит Макфарленд мертв, и чутье подсказывало Маркусу, что она права, он не мог успокоиться. Ему нужны были факты.
Авалон позволила ему действовать, и Маркус не сомневался, что с ее стороны это было именно позволение. Эта хрупкая внешне девушка была настоящим воином, вполне способным уладить свои дела без посторонней помощи. И однако она, невесть по каким причинам, поделилась с Маркусом сведениями, жизненно важными для самого личного дела, какое только может быть у воина, — для мести. И не потому, что у нее не было другого выхода. Просто она сама так захотела.
«Что ж, — решил Маркус, — еще одна маленькая победа». Теперь он сделает все, чтобы Авалон не отправилась в одиночку мстить своим коварным кузенам.
Первым его порывом было снова посадить ее под замок, упрятать подальше, укрыть, защитить. Когда она, гордая своим большим уловом, вместе с ним возвращалась тем утром с рыбалки, Маркусу стоило огромного труда позволить ей вернуться в свою комнату. Сам он ушел в кабинет и долго сидел там, невидяще глядя перед собой, пока не избавился от желания снова сделать Авалон своей пленницей, разумеется, ради ее же блага.