Маркус по-прежнему хмуро смотрел на бумаги, всем сердцем впитывая каждое слово этой правдивой речи.
— А ты все ждешь, — заключил Бальтазар и смолк, так и не произнеся неизбежного вопроса.
— Я должен… — Маркус осекся, не в силах выразить словами свои чувства.
Он хотел добиться доверия Авалон, доказать ей, что он ее достоин, что не уподобится своему отцу… Словом, он хотел завоевать Авалон — но не силой.
Бальтазар молча смотрел на него — и, как всегда, видел насквозь.
— Завоевать такую женщину, — сказал он вслух, — может только самый отважный.
Маркус с силой потер ладонями глаза и коротко вздохнул.
В комнату вошла кухарка. Как же ее зовут? Тара? Тела? Ах да, Теган.
— Лэрд, невеста ушла из кладовой. Говорила, что хочет, мол, осмотреть южную башню, — смиренно доложила кухарка.
— Спасибо.
Бумаги могут подождать. Они ждали уже так долго, порой по нескольку лет, подождут и еще один день. Или неделю. Маркус отодвинул кресло и встал. И чем только, черт возьми, занимался тут Хэнок?
— Куда ты? — спросил Бальтазар, не скрывая своего веселья.
— В южную башню, — на ходу ответил Маркус. — Что-то давно я там не бывал.
Южная башня, насколько помнил Маркус, не нуждалась в значительном ремонте — лестницы там были надежные, балки прочные. Быть может, Хэнок так заботился о ней потому, что она была обращена к границе с древним врагом Шотландии — Англией.
Маркус сохранил обычай своего отца постоянно сменять в башне дозорных, которые не сводили глаз с юга.
Правда, когда Маркус поднялся сейчас на вершину башни, он обнаружил, что дозорный смотрит вовсе не на юг.
Выбравшись наверх, Маркус увидел, что дождь, как по волшебству, прекратился и в разрывах туч искрятся ранние звезды, хотя небо на западе еще переливалось розовато-лиловыми оттенками недавнего заката. А на мокрой от дождя площадке, осененная алмазным сиянием звезд, стояла леди Авалон де Фаруш и вела дружескую беседу с дозорными и компанией мальчишек.
Маркус ничего не мог с собой поделать — он остановился, любуясь Авалон. Если Трюгве и вправду видел когда-нибудь ангела во плоти, вряд ли этот ангел был прекрасней этой девушки с заплетенными в косу серебристыми волосами, в которых искрился звездный свет. Глаза ее, окаймленные черными пушистыми ресницами, казались сейчас непроглядными, как ночь, на губах играла беспечная улыбка.
Никогда прежде Маркус не видел ее такой: веселой, легкомысленной, дружелюбной. Отвечая на вопрос одного из мальчиков, она повела в воздухе рукой, и этот женственный, но сильный жест словно рассек вечерний сумрак. Потом Авалон повторила это движение уже медленней, показывая и разъясняя. Другой мальчик что-то сказал, и она рассмеялась. Все ее собеседники радостно подхватили этот переливчатый смех. Зачарованный, Маркус подошел ближе.
— Нет, — говорила в эту минуту Авалон, — никто еще ни разу не бежал от меня, ни в бою, ни…
Она осеклась прежде, чем увидела Маркуса, и быстро обернулась.
Маркус мог бы смотреть на нее целую вечность. Ничего на свете он не желал так, как заглядеться в ее глаза цвета сказочного вереска — да так и утонуть в этих глазах, навсегда остаться в чудесном мире, имя которому — Авалон.
Но тут девушка наконец разглядела его, и ее улыбка тотчас погасла, в чудесных глазах мелькнула настороженность.
«Не бойся меня», — почти взмолился Маркус. Он мог бы поклясться, что Авалон вздрогнула.
Она слышала, в самом деле слышала его мысль!
Теперь уже Маркуса заметили и остальные участники беседы. Дозорные поспешно вернулись на свои места, а мальчишки, разинув рты, глазели то на него, то на Авалон.
— Добрый вечер, — сказал Маркус первое, что пришло ему в голову.
Мальчишки нестройным хором ответили на его приветствие; Авалон промолчала, опустив глаза.
С минуту все стояли недвижно.