— Зрите, се идет невеста, — процитировал он, плавно взмахнув рукой.
Поскольку Бальтазар был уже третьим человеком, сообщавшим лэрду о том, что его нареченная от-правилась прогуляться, Маркус лишь кивнул в ответ, не сводя глаз с янтарного осколка.
— Далеко не уйдет, — наконец сказал он.
— Вот как? — Бальтазар откинулся на спинку кресла.
Маркус издал короткий смешок.
— Если ты еще не заметил, то здесь, в замке, и идти-то некуда. Половина Савера лежит в развалинах, а снаружи льет как из ведра.
— Это правда, — признал Бальтазар.
Дождь молотил по крыше, стекал ручьями по стеклу, размывая осенние краски пейзажа. Что ж, подумал Маркус, по крайней мере, в жилой части Савера зимой будет тепло. Хотя бы на это у них хватило средств.
— А ты знаешь, что мой отец после того, как обвалилась крыша конюшни, держал коней в западной башне? — спросил он вслух, глядя на струи дождя. — Он сказал, что кони важнее каменных хором.
— Мудрый человек, — заметил Бальтазар.
— Это что-то новенькое: Хэнок — и вдруг мудрый!
— Кони стоят денег, и немалых, а камня в этих краях навалом.
В кабинет заглянула женщина.
— Прошу прощенья, лэрд, — сказала она, увидев Маркуса, — ваша невеста вышла из своей комнаты, вы знаете?
— Знаю, — кратко ответил Маркус.
Женщина помолчала, выжидательно глядя на него, но, так ничего и не дождавшись, исчезла.
Маркус провел рукой по волосам и наконец обратил свой взгляд на груду писем, свитков и клочков бумаги, которая громоздилась на его столе. Столько дел! Он так измучился, что хотелось закрыть глаза и послать к чертям весь этот хлам. Или себя самого.
— Скоро твоей нареченной доставят одежду, — лениво заметил Бальтазар.
— Одежду?
— Ее пришлют из замка твоего врага.
— На кой дьявол ей понадобилась одежда?
Бальтазар отвел взгляд. В комнату заглянул стражник, коротко поклонился лэрду.
— Невеста вышла из своей комнаты, — озабоченно сообщил он.
— Знаю, — терпеливо вздохнул Маркус.
— Она сейчас в кладовой, — прибавил стражник.
— Пусть ее.
Стражник поклонился и ушел.
Груда бумаг расползлась по всему столу. Здесь были счета и деловые записи, сделанные рукой отца. Разобрать почерк было почти невозможно. Овца с ягненком выданы в возмещение за потерю дома. Три овцы выданы странствующему священнику в уплату за службу. Спор о восьми локтях шерстяной ткани. Жалоба крестьянина на соседа, который засеял овсом пять рядов чужого поля, оставленного под ячмень. И так далее, и тому подобное — до бесконечности.
— И что же ты теперь будешь делать, Кинкардин? — дружелюбно осведомился Бальтазар, поблескивая глазами из глубины кресла. — Ждать, покуда твой король позволит тебе жениться на этой женщине?
— У меня уже есть его дозволение, — буркнул Маркус, мгновенно ощетинившись. — Я не этого жду.
— Стало быть, дозволения английского короля?
— Или папы?
— Мне плевать на их дозволение. И оно мне не нужно.
— И все-таки ты ждешь. Чего же?
Маркус пожал плечами и снова склонился над грудой бумаг. Бальтазар помолчал, не сводя с него пристального взгляда.
— Ты не боишься, что англичане вернутся и заберут у тебя нареченную?
— Нет, — коротко ответил Маркус. — Этому не бывать.
— Ты уверен?
— Не важно. Пусть себе попытаются, но они ее не получат. Мы поженимся прежде, чем папа решит, брать ли ему взятку от де Фаруша.
— Она настоящее сокровище, — заметил Бальтазар, не сводя с него глаз. — Истинный алмаз в драгоценной оправе.
— Прежде всего она женщина, — ответил Маркус.
Уж об этом он никогда не забывал: мягкие вишневые губы, сладкий жар поцелуя, пронизавший его до глубины души…
— Алмаз, — повторил Бальтазар, — которым мечтают завладеть могущественные люди. Люди, заручившиеся поддержкой сильных мира сего.