В итоге было вынесено решение отстранять прогульщиков на неопределённый срок и писать негативный отзыв в личные дела. Новое наказание несколько приструнило хулиганов, но лишь несколько, так как большинство из них не особо пеклись о своей будущей карьере и вероятность, что их не возьмут на хорошую должность не очень-то их и пугала. Всё-таки первоначально средняя Нами носила репутацию школы для «трудных подростков» и учеников в неё принимали не самых порядочных.
Тсунаёши осторожно выглянул из-за угла, убедился, что опасных личностей не наблюдается, и бегом миновал открытый участок, останавливаясь у нужного кабинета. По расписанию это должен был быть урок биологии, но теперь ходило на него всего двенадцать человек из тридцати одного. Зато эти сорок пять минут были самыми тихими и спокойными.
— Извините, сенсей, я опоздал.
— Ничего, Савада, присаживайся.
Молодая учительница, пришедшая в школу всего три месяца назад, приветливо кивнула и попросила учеников открыть учебники на сто семидесятой странице. Тсуна послушно зашелестел страницами и, найдя нужную, прикрыл рот ладонью. Это был самый страшный для него раздел биологии, единственный, который начал приходить в кошмарах задолго до того как до него дошли. Анатомия. Человеческие органы (да и вообще органы), пусть и нарисованные или же фотоснимки, приводили его в состояние священного ужаса. Саваду действительно начинало подташнивать при взгляде на них, а ещё почему-то начинала кружиться голова.
«Врачом мне точно не стать», — про себя посмеялся подросток, желая хоть немного отвлечься. Зачем он вообще пришёл на урок, знал же, что страшный раздел близок. Но радовало одно: на подробное изучение строения человеческого тела отводилось не так много часов и страниц школьного учебника, а значит, эта пытка не будет длинной.
Открытое окно донесло до класса пение птиц и шум ветра, а также чьи-то крики и вопли: видимо, начались очередные разборки местной «элиты». Савада передёрнул плечами. Не любил он насилие и был прирождённым пацифистом, несмотря на то что являлся первым кандидатом на пост Главы Вонголы. Ему до сих пор не верилось, что его семья оказалась связана с мафией, порой даже казалось, что всё произошедшее — дурной сон, вот только проснуться никак не удавалось. Это было печально, это было страшно, но вместе с тем это давало надежду: если он станет Десятым Боссом, может быть сможет изменить теневой мир? Реборн на его мысли вслух реагировал предсказуемо: пинал в бок и заводил речи на тему «какой он (Тсуна) беспомощный и олух». Вот только если репетитор и сыпал оскорблениями и ставил синяки на его тощем теле, Савада чувствовал, что в душе тот разделял его мнение. Даже в преступном мире, где выстрелы, кровь и смерть — обычная рутина — устали от бесконечных разборок между Семьями и желали мира. Пусть и временного.
От раздумий о Судьбе и попыток нарисовать образ крутого себя, стоящего на страже порядка и правосудия Тсунаёши отвлёкло лёгкое соприкосновение комка бумаги со лбом. Встрепенувшись, подросток бросил взгляд на учительницу, убедился, что та что-то упорно рисует на доске, и аккуратно развернул бумагу.
«Если хочешь присоединиться, впиши своё имя»
Первая строка вызвала лёгкое недоумение, и Савада непроизвольно изогнул бровь. Это напоминало какой-то тайный сговор, в котором он, простой парень из не очень простой семьи, случайным образом оказался втянут. С момента ухода Хибари из ДК в стенах школы воцарилась анархия. И слабые, не умеющие постоять за себя ученики начали прятаться по углам и кабинетам, ходить исключительно с кем-то из друзей (ни в коем случае не в одиночку) и стараться лишний раз не напоминать о своём существовании любому, кто так или иначе мог быть связан с «элитой». На деле эта «элита» являла собой обычное сборище гопников и личностей весьма недалёких, но имеющих неслабо развитую мускулатуру. Вступать в полемику с такими выходило себе дороже, и унять их можно было исключительно грубой физической силой, коей долгое время были тонфа Главы Дисциплинарного Комитета.
Правда, сами члены ДК не очень напоминали порядочных личностей и были скорее такими же хулиганами, с которыми боролись, но получившими власть.
Тсуна поморщился, вспоминая, сколько тумаков ему доставалось за извечные опоздания, порванную форму или бег по коридорам. Приятного в этом было мало: всё же он обычный человек, подросток, которому нужно куда-то выплеснуть свою энергию. И всё равно, что он хилый, не в ладах с физкультурой и вообще простужается при малейшем колебании температуры — у него тоже порой «ноги чешутся» побегать и снять накопившееся напряжение. К сожалению, аргументы на Хибари Кёю редко когда воздействовали, но — тут надо отдать ему должное — он никогда не бил девушек и тех, кто разве что в обморок не падал, заметив его поблизости. На «Никчемного Тсуну» это правило тоже распространялось, но — увы — ровно до того момента, как Хибари не стал хранителем Облака Вонголы и не узрел его настоящую силу. С тех самых пор школьная жизнь Савады кардинально изменилась и не в лучшую сторону. Кёя словно бы желал нагнать все не случившиеся удары и цеплялся к каждой мелочи. И объяснить ему, что та сила, появляющаяся в теле будущего Дечима, была исключительно из-за дурацких «пуль возрождения», коими его пичкал Реборн.
«Мы решили написать Хибари-сану в Mixi коллективное письмо, в котором попросим его вернуться. И в школу, и на пост ГДК. Для составления текста встретимся в парке возле фонтана в субботу в 10:30»
Чуть ниже был длинный список, в который входили не только его одноклассники, но и ребята и девушки из параллельных классов, а также первогодки и третьегодки. И если с последними всё понятно — как-никак, три года друг друга знают, то такой ажиотаж среди новичков был Тсунаёши непонятен. Хотя интуиция его размышлениям противоречила, заявляя, что как раз таки реакция первогодок наиболее понятна: поступали в нормальное учебное заведение, а теперь даже на уроки ходить страшно.
Почесав себе щеку кончиком карандаша, Савада без колебаний вписал своё имя в список, подумал немного и вписал ещё и Гокудеру. Хранитель Урагана тоже не был в восторге от текущего положения дел и со стопроцентной вероятностью поддержал бы обращение, вероятно, поворчав сперва для поддержания имиджа.
«Думаю, Хибари-сан обрадуется нашему письму, даже если виду не подаст. Но как отреагирует директор, если он вернётся? Разве что если мы все навалимся на него и не потребуем вернуть школе прежние вид и репутацию…» — Тсуна неловко постучал грифелем о парту, слегка прикусив губу. Что бы кто ни говорил, а единственным человеком, обладающим реальной властью в обители средней Нами был именно директор. Хибари Кёя просто не сможет вернуться на свой пост, если Минакото Тоура будет против. Но интуиция подсказывала, что упёртость директора не перевесит здравый смысл и, ещё максимум недельку — и мужчина сам будет ждать возвращения Хибари как манны небесной.
***
Тёплый ветер приятно ласкал кожу и развевал волосы, сдувая с глаз мешающуюся чёлку. Зажав чёрную прядь между средним и указательным пальцами, Кёя мимолётно подумал, что надо будет посетить парикмахерскую, пока волосы не отросли до конца шеи. Он когда-то решился на такой шаг, но быстро пожалел: они мешались и вечно лезли под воротник рубашки, раздражая кожу. Да и не шло ему. Пластиковый стакан с лимонадом с лёгким стуком опустился на столик местного кафе под открытым воздухом, привлекая внимание сидящего рядом мужчины с ёжиком серебристых волос.
— Ну и как тебе отдых? — Алауди подпёр подбородок кулаком и немного подался вперёд, наклоняясь. Кёя неопределённо пожал плечами и запихнул в рот оставшийся кусочек вишнёвого желе. Взгляд серых глаз задумчиво поплутал по несколько прозрачной фигуре Клайда и остановился на руках мужчины, в которых тот сжимал золотистые карманные часы, периодически открывая и закрывая крышку.
Полторы недели прошло со дня его прилёта, и буря на душе подростка заметно поутихла, можно было даже сказать, почти сошла на нет. И как ни странно, посодействовал этому ни доставучий Оливьеро, ни периодически звонящий Аркобалено, ни Тетсуя, а Алауди. Предок в десятом поколении оказался замечательным человеком: довольно проницательным, с обострённым чувством справедливости, не без юмора и при всей своей силе довольно добрым. Он охотно переводил Хибари непонятные вывески или брошенные прохожими фразы, мог порекомендовать зайти в какое-либо кафе или магазин, ему приглянувшиеся, а также служил персональным гидом по центру и закоулкам Парижа. На каком-то моменте юноша понял, что те несколько столетий после своей физической смерти Клайд провёл за изучением родной страны и её изменений в общем и в столице в частности. Это объясняло, почему мужчина так хорошо ориентировался в видоизменившемся за столько веков городе. Хотя его словоохотливость несказанно удивила Кёю: он был уверен, что детектив окажется тем ещё молчуном… Да что там, Первый хранитель солнца ведь прямо сказал, что характеры Алауди и Хибари совпадают почти на сто процентов, а юноша никогда не превышал свой лимит в пару-тройку предложений в общении с обычными смертными. Хотя, ни он, ни тем более Алауди не были обычными, да и если хорошенько подумать, Кёя признавал, что, выпади ему шанс поведать кому историю Намимори — он бы тоже не сдержался и пустился во все известные ему подробности.