— Ты врача вызывала? Почему не сбили температуру? Что выписал?
Сделав по инерции пару шагов, Вики беспомощно оглянулась, не зная, что ответить. Медицинская страховка, пусть и простенькая, у неё была, и врача можно было вызвать, но Данька, пользуясь памятью предков, не иначе, боялась докторов до истерики. Даже на плановых осмотрах устраивала форменный бунт, вгоняя Вики в краску. А такой мелочи, как домашний автодиагност, чьи результаты можно было отправить в больницу и получить в ответ рецепт, у них не было. Как не было и ни малейшего желания успокаивать Даньку, параллельно объясняя врачу, что немного горло болит. Само пройдёт, не умирает же она.
На глаза попался валяющийся на столе видеофон, и Вики на секунду замерла — может, полицию вызвать? Пусть они его выставят, а? Но от мысли, что тогда придётся не только с Киром общаться, но и с копами, стало совсем плохо, даже затошнило немного, и Вики села на кровать, безвольно уронив руки. И посмотрела на Даньку — та, в попытках освоить прямохождение, упорно цеплялась за диван, но получалось только ухватить плед и шлёпнуться обратно. Впрочем, неудачи Даньку не смущали, только пыхтение становилось всё более сердитым.
Зашедший в комнату Кир молча опустился на кровать рядом с Вики и без предупреждения сунул руки ей под футболку, прижимая ладони к спине. Вики, возмущённо охнув, дёрнулась, но Кир не отпустил.
— Посиди тихо, пожалуйста, мне послушать надо.
— Руками? — поразилась новому слову в диагностике Вики.
— Можно без рук, но так надёжнее, — подтвердил Кир и, продолжая беспардонно игнорировать светские манеры, переместил руки под грудь, задумчиво смотря куда-то мимо Вики. — Сделай глубокий вдох.
По-хорошему надо было оттолкнуть наглеца, ну или хотя бы покраснеть в соответствии с ситуацией, но странным образом Кир не делал ничего оскорбительного. Не было в его движениях ничего пошлого или пугающего, и это почему-то чувствовалось. Может, дело в серьёзных, без тени насмешки, глазах? Или в слишком высокой температуре… Вики только вздрогнула, когда ладонь снова легла на горло, а затем чужие пальцы легонько его сжали.
— Похоже, просто катаральный ларингит, — обнадёжил Кир. — Лучше бы, конечно, анализы сделать.
— Ты что, врач?
— Парамедик, — пояснил Кир, вставая. — Это не совсем врач, но первичный диагноз поставить могу. В больницу, я так понимаю, ты не поедешь?
Вики замотала головой, подтверждая, что да, не поедет, и Кир, осуждающе хмыкнув, нырнул под стол. Данька, передумав переходить на неустойчивый двуногий способ передвижения, вернулась к привычному и увлечённо поползла, но почему-то задом наперёд, отталкиваясь руками и не особо заботясь тем, куда она, собственно говоря, ползёт. А когда предсказуемо застряла под столом — тут же оповестила всех о возникших затруднениях громким рёвом.
— Ну, мелкая, не реви. — Кир, усадив Даньку на стол, ловко проделал те же странные манипуляции руками и вынес вердикт: — Ты у нас не болеешь, а значит, лечим только маму. Вики, у тебя аптечка есть?
Аптечка у них была, только кроме Данькиных лекарств «от живота» и её собственных «от головы», там ещё был пластырь. А нет, ещё градусник имелся, которым Вики забыла воспользоваться. Но Кир, судя по скептическому хмыканью, донёсшемуся с кухни, уже и сам это выяснил.
Вернувшийся без добычи Кир на этот раз выбрал стоящий у окна диван и, усадив Даньку к себе на колени, принялся что-то искать в видеофоне.
Комната была такая же нелепая, как и весь дом: узкая, длинная, зато с огромным эркерным окном, заменяющим фронтальную стену. Когда-то полукруглую нишу ещё и лепнина обрамляла — похоже, архитектор хотел «красиво» и «богато» — но сейчас от неё осталась пара невнятных завитков, выкрашенных в бледно-лимонный, под цвет стен. Зато в нише удачно жил диван, являющийся и пеленальным столиком, и шкафом иногда, и даже кроватью, когда Вики отключалась в процессе убаюкивания Даньки, неудобно скрючившись на коротком диване. Тут же стояли детская кроватка и узкий комод с покосившимся и вечно заедающим нижним ящиком.
Вторую половину комнаты занимала нелогично большая кровать, частично отгороженная платяным шкафом — хоть какая-то иллюзия личного пространства, — и угловатый письменный стол с терминалом. На этом свободная площадь заканчивалась, оставляя минимум места для пушистого коврика в центре комнаты, выполняющего одновременно две задачи: создавать некое подобие уюта и служить местом для Данькиных игр.
Кир вдруг встал и опять пошёл на кухню. Вернулся уже с коробкой, и Вики вяло подумала, что последние дни просто какое-то паломничество курьерских дронов в её квартиру, но, похоже, остановить (или хотя бы притормозить) Кира, если он что-то задумал, может только бетонная стена. И то не факт. Он же ничего не слушает! Совершенно ужасный человек…
— Ты что, уколов боишься? — весело удивился Кир, заряжая медицинский пистолет.
— Немножко, — призналась Вики и опять поёжилась. — А что это?
— Антибиотик и витамины.
Кир вщёлкнул ещё одну капсулу и так выразительно уставился на Вики, что пришлось задрать рукав футболки и подставить плечо.
— А теперь ложись.
— Нет, — тут же запротестовала Вики и попыталась встать. Впрочем, безуспешно. — Мне надо Даньке кашу сварить и покормить её.
— Без тебя сварю, — пообещал Кир, чуть сильнее надавливая на плечо и вынуждая сесть обратно. — Вики, ляг, а то я тебя сейчас силой в больницу отвезу. Ты что, киборг, чтоб с температурой бегать?
Киборгом она точно не была. К сожалению — говорят, они боли не чувствуют, да и не болеют.
Выдрессированный хронической нехваткой сна организм подушку под щекой воспринимал, как однозначный сигнал «Спать!», а уж одеяло и возможность спокойно вытянуться было совершенно невозможным волшебством, и не заснуть в таких условиях было настоящим кощунством. Вики поёрзала, устраиваясь поудобнее, и прислушалась к происходящему на кухне. Кира слышно не было, зато Данька активно чем-то стучала — до посуды добралась, что ли? Вики прикрыла глаза — если она немного подремлет, ничего же страшного не случится?
Но к ночи температура вместо того, чтобы послушно снизиться, подскочила ещё выше, и к сухому удушающему жару добавились странно зыбкие стены — казалось, протяни руку, дотронься и пойдут волной, качаясь. Кир сердился, настойчиво предлагая поехать в больницу, и Вики чуть не разревелась, доказывая, что ей никак нельзя, потому что Данька. И она согласна на ещё уколы и бесконечно пить кисловатую воду, и на всё остальное, только не надо в больницу. Даже терпела холодное мокрое полотенце на лице, а затем оказалось, что Кир, кажется, уже другим, побольше, но таким же холодным вытирает голые ноги — когда она успела снять домашние штаны?
Потом она, наверное, заснула, потому что в комнате вдруг стало темно, только ночник над Данькиной кроватью горел, а Кир сидел на полу, возле кровати, привалившись спиной к шкафу и зачем-то держа её за запястье.
Утро наступило так же резко, растворив в солнечных лучах зыбкое марево температурной ночи. Просто Вики, открыв в очередной раз глаза, неожиданно поняла, что уже светло, а её футболка, одеяло и, кажется, даже подушка совершенно мокрые. Зато голова ясная и вроде даже ничего не болит, ну, только горло немного. Что-то правильное Кир ей вколол. Кстати, про Кира… Вики повернула голову, но рядом никого не оказалось, и что гораздо хуже — Данькина кроватка была пустой.
Вики резко села, испуганно высовываясь из-за шкафа, и замерла. А потом тихо встала, стараясь не разбудить: Кир спал на полу, постелив плед и забрав с дивана подушки, а Данька, распластавшись как лягушка и придавленная широкой ладонью, спокойно посапывала на Кире.
Вики стояла и смотрела, чувствуя, как что-то холодное ворочается в груди, — если бы у Даньки был отец, он мог так же с ней спать, прижимая к себе, чтоб не упала. Варить ей кашу и играть у моря. А потом бы учил плавать и кататься на велосипеде, а она, Вики, на них бы ругалась, что опять пришли мокрые и грязные. И поздними вечерами, когда Данька уже спит, они спорили бы, обсуждая в какой университет ей лучше пойти, и не важно, что это ещё совсем не скоро… Как же они похожи с Киром, даже вихры одинаковые на макушках торчат… Стоп. Вот об этом думать было нельзя совершенно точно. Им никто не нужен. Она не имеет права привязываться и уж тем более надеяться. Может оказаться, что завтра опять придётся сорваться с места и бежать, и нельзя, чтоб хоть что-то могло им помешать.