В голове у Молнии все зазвенело, мир перед глазами поплыл, и гонщик потерял сознание.
— Сэр Карданвал, мимо, — МакКинли перешагнула через тело Монтгомери, направляясь к выходу из номера. — Американец не он.
========== Часть 4 ==========
В день квалификации у МакКуина все шло из рук вон плохо. После «свидания» с МакКинли ныли запястья, которые долгое время стягивал махровый пояс — освободить гонщика ведь никто не удосужился, пока он не пришел в сознание и не выпутался сам. От долгого лежания на вывернутых руках сейчас тянуло плечи, и вообще казалось, что болит все тело, из-за чего сосредоточится на заезде оказалось весьма проблематично.
Монтгомери не прошел по времени даже в третий сегмент квалификации, но на обеспокоенные взгляды Мэтра и остальной команды лишь отмахнулся, ничего не объяснив. Франческо Бернулли и Йен МакКинли сегодня были в ударе, однако заметив со стороны девяносто пятого внезапно проснувшийся интерес к своей персоне, Хьюго, дабы не вызывать подозрений и не отвечать на неудобные вопросы, поспешил удалиться.
Возле выхода со стадиона его ждала Джей. Девушка сидела на широком каменном заграждении, зажав в зубах сигарету и подставив лицо солнечным лучам. Александр молча встал рядом, закуривая, и, словно бы невзначай, принялся разглядывать напарницу.
Алекс плохо помнил, откуда она появилась. До этой заварушки с Мировым Гран-При, криминальное семейство Хьюго не ладило ни с Транковыми, ни с Гремлинами. Если с Пейсерами еще какое-никакое совместное ведение бизнеса было, то остальные мафии попросту не переносили друг друга на дух. Но общее дело и жажда наживы скрепили их взаимоотношения, а бразды правления так удачно взял в свои умелые, однако, загребущие, руки Профессор Цундапп. МакКинли пришла вместе с этим немецким оружейником.
Много женщин видел Александр на своем веку, поэтому с уверенностью мог сказать, что Джей никоим образом не подходит под определение «красивая». Скуластое лицо с какими-то слишком угловатыми, резкими чертами, темные, почти черные глаза, которые кажутся пустыми провалами, стоит только свету упасть под неправильным углом; тонкие, однако выразительные губы, словно хранящие отпечаток неизменной, кривой усмешки. У нее живая мимика, однако эмоции на этом лице практически не отражаются; взгляду не за что зацепиться, и по памяти восстановить ее внешний облик просто невозможно. Хьюго, конечно, не уверен, но ему кажется — сколько он ее знал казалось, — что она может и вести светскую беседу, и убивать, при этом не меняясь в лице абсолютно.
Сейчас, щуря глаза от яркого солнца, сдвинув на затылок серую кепку с номером «34», вышитом на ней — почему Карданвалу пришли в голову именно эти цифры? что с ними не так? — МакКинли выглядит так, словно мгновение назад либо закончила потрошить свежий труп, либо просто смертельно устала. Что творится в чужой голове, Алекс сказать не решался, однако ему все-таки было страшновато думать о том, какие мысли копошатся под черепом его временной напарницы. Разрыв между реальными эмоциями и тем, что отражалось на девичьем лице был колоссальным, поэтому играть в «Угадай, где правда» не хотелось.
Она сидела на успевшем нагреться на солнце парапете, откинувшись чуть назад, опираясь на отставленную руку. Зажатая в зубах сигарета медленно тлела, а столбик пепла грозил через пару секунд оказаться на колене МакКинли. Джей это заметила, вынула истлевшую практически до самого фильтра сигарету изо рта и тут же, в клумбе, затушила ее. Окурок, метко отправленный в полет, угодил точнехонько в урну. Хьюго, закатив глаза, решил, все же, оставить при себе язвительный комментарий, однако, украдкой, все равно посматривал на напарницу.
В одежде она явно предпочитала комфорт, нежели эстетическую составляющую, но выглядеть старалась, по возможности, всегда аккуратно. Сейчас на ней была обычная белая майка, штаны, цвета хаки, с яркой заплаткой в форме красно-серого гоночного болида, аккуратно пришитой на левом кармане, да видавшие виды кеды. Отдельного внимания заслуживал тот факт, что носки у кед оставались белыми, несмотря на общий, слегка потрепанный вид.
Бросив свой окурок на землю, наступив на него, Алекс шагнул ближе к девушке, опираясь руками на то возвышение, где она сидела, и беззастенчиво положил подбородок на чужие колени. Кулак, намеревающийся расквасить ему нос, был перехвачен Хьюго и крепко, до боли, оказался сжат его пальцами.
— Тебе напомнить, что будет, если ты сейчас же меня не отпустишь? — ее лицо приобрело легкий оттенок настроения, которой можно было охарактеризовать известным предупреждением — «Не влезай — убьет!»
— Лучше напомни себе, что Цет делает с предателями, задумавшими переметнуться на сторону врага, — посоветовал Алекс, с извращенно-тягучей медлительностью и осторожностью поглаживая выступающую косточку на тонком женском запястье.
На лице Джей не отобразилась ни одна эмоция. Даже взгляд оставался таким же — злым, темным, непредвещающим ничего хорошего.
— Следишь за мной, крысеныш? — прошипела она, наклонившись ближе, чтобы не смотреть на собеседника свысока.
При ближайшем рассмотрении ее лицо показалось еще более отталкивающим и угловатым. Вздернутый нос, пересекающая губы, едва заметная тонкая полоска шрама и проступивший диковинными пятнами на щеках румянец азарта. Черта с два! Она просто такая дурная и потому бесстрашная или вообще бессмертная?
— Это ты крыса, МакКинли. Поверь, если бы не завтрашняя гонка — ты бы уже оказалась за «бортом». Наше дело не терпит трусов и перебежчиков!
Хьюго отпустил ее и, резко развернувшись, зашагал прочь. Ему хотелось припугнуть девчонку, намеревающуюся помочь этой американской сволочи, поимка которой не без труда далась Грэму и Эйсеру. Он будто почувствовал эту ее, начавшую подгнивать, натуру, раз решил проследить за ней в ту ночь, когда она бегала в подвал к Рэдлайну. На самом допросе ее, правда, тоже не было, но если развивать идею, что она решила стать двойным агентом, то ее отсутвие было еще одним, несомненно отягчающим ее вину, обстоятельством.
— Ваше дело не терпит трусов? — с некоторым удивлением переспросила Джей. — Это ты про то дело, которое собрало весь мировой сброд — всех тех, кто уже давно «за бортом» и «на обочине»? Об этом деле ты говоришь?! — она говорила громко, не срываясь при этом на крик, и делая акценты на тех словах, которые могли бы ударить — и ударили — Александра по больному.
Конечно, не зря же их называли ведрами. Девчонка, как ни крути, права. Они, уже многие, отработали свое на этом поприще, не добившись при этом ничего, кроме попадания в международные розыски. От их нынешнего — нефтяного — дела, им ни за что не отъехать. Ни при каких обстоятельствах. Если только на Карданвала или Профессора падет тень сомнений, они потянут за собой на дно всех остальных.
Опасно оказалось связываться с магнатом. С его деньгами и умом он уже провернул, наверняка, не одну аферу. И если раньше он играл в игры на грани фола, но фола, относительно, законного, то сейчас многие границы уже были перейдены. Взять хотя бы смерть этого заносчивого британца — Леланда Турбо. Нельзя будет все списать на непреднамеренное убийство. Его пытали. Его пристрелили, как собаку. Его тело не просто сбросили болтаться в океане, в слепой надежде, что оно никогда и нигде не выплывет — нет; его выпотрошили, разложили по мешкам и в таком виде отправили на дно. И сделала это не группа мясников-психопатов, а одна-единственная Джей-мать-ее-МакКинли, прозванная за глаза среди остальных участников заговора «Мышью». Мало эти зверства похожи на что-то, хоть отдаленно напоминающее «законные» деяния.
— Об этом деле, — кивнул Алекс. — И если ты с нами, то советую тебе чаще смотреться в зеркало. Ты, видимо, забываешь, что тоже болтаешься со всеми нами в одной лодке.
***
С того момента, как к Рэдлайну впервые пришла Женщина-Маска, прошло, по соображениям самого пленника, три дня. Если его рассчеты оказались верны — то сегодня должен был состояться первый гоночный заезд Мирового Гран-При. Передал ли вынужденный связной информацию британским коллегам? Не успели ли ведра перехватить его? Или всю операцию из-за неосторожности Рода уже и вовсе можно считать сорванной? К сожалению, на эти вопросы американцу никто не мог ответить.