- А-Чэн, что же ты такое натворил? Как вообще подобное могло прийти тебе на ум?
Яньли вошла в личные покои брата, все же предварительно постучав, но не дожидаясь приглашения войти.
Цзян Чэн начищал меч, наводя тряпицей последний лоск. Он даже не посмотрел на вошедшую, лишь переспросил:
- Сестра… Что ты имеешь сейчас ввиду? Что такое случилось с тобой, что ты пришла ко мне в столь поздний час и так… бесцеремонно?
- Цзян Ваньин! А ты думал, что? Я вовсе никогда не узнаю о том, что ты сделал? - Яньли подошла ближе. Обычно очень мягкая, почти робкая и милая, сейчас, рассердившись, она стала заметно похожа на их, несколько лет назад погибшую, мать. Наконец посмотрев на сестру, Цзян Чэн вдруг живо вспомнил, как мадам Юй, в последний раз обняв, с силой толкнула его в лодку, связала Цзыдянем вместе с Вей Усянем и отправила их обоих прочь по реке. Живой он с тех пор мать больше не увидел. И в тот раз мама тоже ругалась, не на родного сына, и как-то особенно. Момент этот долгое время преследовал Цзян Чэна в снах. Иногда и по сей день этот сон возвращался. А сейчас и вовсе он увидел явное сходство с матерью в родной сестре. Неожиданно. Потому что Яньли прежде никогда не позволяла себе резкости. Всякую возникающую ссору она всеми силами старалась сгладить, а не разжечь. От громких и яростных фраз в её глазах, бывало, вставали слезы. Но теперь ее собственный взгляд стал холодным и строгим. Весьма схожая резкость отразилась и в глазах Цзян Чэна. Говорил он при этом вполне спокойно:
- Сестра, прошу, объясни же мне наконец толком, в чем дело?
- Ты… ты исключил Сянь-Сяня из нашего Ордена! - Яньли с трудом удалось произнести это вслух, ее голос дрожал от волнения.
Цзян Чэн смотрел на неё молча. Рука с Цзыдянем дрогнула, собираясь сжаться в кулак, но он всё же остановил это движение. Только сузились в прищуре глаза, да голос прозвучал чуть более хрипло, когда он наконец произнес:
- Ты - достойная дочь нашего отца. Как и он, относишься к слуге с великим почтением. И оправдываешь его, что бы Вей Усянь ни совершал.
- А-Сянь наш брат! - воскликнула Яньли. - Ты не смеешь звать его слугой! Наш отец принял его как сына!
- Вместо родного сына. - заметил Цзян Чэн. - Так вернее было бы сказать? Как думаешь, сестра?
- Нет! Нет! Нет! Папа любил тебя! Что ты говоришь такое? Кем же ты стал, А-Чэн?
- Кем же я стал, сестра? - переспросил Цзян Чэн бесцветным голосом. - В отличие от тебя и …уж тем более него, я просто слишком похож характером на нашу мать. - он чуть покачал головой. - Смешно. Будто я мог сам выбирать это. А в итоге я лишь остаюсь для всех вас не тем - вот и всё.
- А-Чэн…Как же так?… С тех пор как А-Сянь ушел, мы с тобой почти и не общались. Ты…не рассказываешь мне совсем ничего. Я все узнаю случайно, последней. Разве это не я должна теперь чувствовать себя не той? - Яньли снова стала почти прежней. На самом деле она очень сочувствовала А-Чэну. И теперь ее сердце болело за всех них разом - за А-Сяня, А-Чэна и ещё немного за себя саму.
- Я не хотел беспокоить тебя. Поначалу. А после - просто знал, что ты все равно не поддержишь моего решения. - произнес Цзян Чэн. - И скажи, разве хоть в чем-то из этого я был не прав?
- Конечно! Должно было быть другое решение. Не прогнать Сянь-Сяня. Как-то иначе все сделать!
- Кто же в самом деле прогонял его, сестра? Он ушел сам. Ни тебе, ни мне, ничего не сообщив о своих намерениях. А после событий на Цюнци разве он хоть как-то пытался дать о себе знать?
Яньли смотрела на Цзян Чэна в ошеломлении, не зная, что на эти его слова можно было бы сказать.
- Молчишь. - мрачно произнес Цзян Чэн. - Не можешь найти подходящего объяснения? А ты, вообще, помнишь, что Вей Усянь - сын Санжень, свободной заклинательницы, не пожелавшей присоединиться к какому-либо Ордену?
- Я помню. - тихо сказала Яньли.
- Это для тебя все ещё не достаточное объяснение того, почему Вей Усянь решил покинуть наш Орден? - спросил Цзян Чэн.
- Он решил? - переспросила Яньли, не веря своим ушам.
- А ты думала, я просто так, за его спиной все это сделал? - резко бросил Цзян Чэн.
- Он бы ни за что не оставил нас! Нет! Я не верю! - воскликнула Яньли.
- Но, сестра. Он уже это сделал. - произнес Цзян Чэн. - Ведь условий, на которых можно было бы вернуться, он не принял.
- Условий? - переспросила Яньли. - Каких? Что ты хотел, чтобы он сделал?
- Не я. Орден Ланьлин Цзинь выдвинул требования.
- Какие?! - Яньли снова почти рассердилась.
- Выдать Стиггийскую Печать. И захваченных на тропе Цюнци адептов клана Вэнь.
- Выдать людей?! Но ты же знаешь, Сянь-Сянь ни за что бы не сделал подобного!
- А я бы ни за что не пустил в Пристань Лотоса Вэней! - рявкнул Цзян Чэн. - Их клан сжёг мой дом! Убил младших братьев, отца и мать! И наш Орден сейчас не в том положении, чтобы покрывать чужие преступления, защищать тех, кто сошел с правильного пути!
- Как быстро, Цзян Чэн, ты стал звать своего шисюна чужим человеком. - строго сказала Яньли. - Но ведь ты его предал, понимаешь? За прошлое, которого все равно уже никак нельзя изменить. А ты помнишь отчего-то лишь часть. Ведь двое из клана Вэнь помогли вам с Сянь-Сянем спастись. От ран тебя излечила лучший лекарь Цишаня. Сянь-Сянь отвёл тебя к Баошань Санжень, чтобы тебе вернули духовные силы. Почему ты делаешь вид, что всего этого не происходило?
Лицо Цзян Чэна потемнело, но он не возражал и не оправдывался. А Цзян Яньли продолжала:
- И ты ничего не сказал мне…. Просто сделал все сам. Уверенный, что я не люблю тебя и не стану поддерживать. Если я настолько чужая тебе, мне жаль… Слышишь, мне, правда, очень жаль, что я смогу покинуть Пристань Лотоса лишь через два с лишним месяца. Если бы только можно было оставить всё. Тебя, вместе с этим твоим решением. Я бы ушла в Ланьлин пешком, одна, прямо сейчас и без единого сожаления в сердце.
Цзян Чэн опустил глаза. Саньду все ещё лежал у него на коленях. Он не спеша убрал меч в ножны и поднял на сестру холодный и вместе с тем горький взгляд:
- Что ж, если так - уходи. Не стану удерживать. О репутации Ордена думать, наверно, должен только я, как его глава, а для моих ближайших родственников - это дело абсолютно лишнее. Ничего страшного, я отлично справлюсь один, сам! - последние слова он уже, не сдерживаясь в голос кричал, пока Яньли, повернувшись к нему спиной, выходила и плотно прикрывала за собой двери.
***
Вей Усянь ехал по улочкам Цайи верхом на ослике. На том и без того было уже навьючено два объемистых мешочка, не очень правда тяжёлых при этом. Поэтому ушастый упрямец не отказывался идти вперёд с Вей Усянем на спине. Тот сидел, держа в одной руке палочку с цукатами боярышника, а в другой - средней толщины прут, к которому крепилась относительно тонкая, но крепкая веревка с яблоком на конце. Лакомый фрукт болтался аккурат перед носом ослика. Время от времени Вей Усянь позволял животному откусить кусочек. Тот смачно почавкивал и пофыркивал. Вей Усянь про себя решил считать это своеобразным проявлением благодарности. Ослик самозабвенно любил яблоки, потому и получил соответствующее имя. В душе же животное это было своенравным и упрямым. И от того его пылкое пристрастие к яблокам выглядело особенно милым. А кроме того было на руку, ведь Яблочко за яблоком был готов следовать неотрывно. Единственно, немного наевшись, был не прочь играя слегка побрыкаться. Но Вей Усянь успел привыкнуть и к этим его, к счастью нечастым, душевным порывам. Да, ослика Вей Усянь купил, как и собирался. А поездки на нем в Цайи в одиночку, а иногда и в компании тоже стали теперь для Вей Усяня регулярным делом. Сейчас он с усмешкой вспоминал, как собирался сюда в первый раз после того как полу внезапно, полу вынужденно обосновался в одном из покинутых поселений в Гусу, с полусотней адептов клана Вэнь. Тогда он имел неосторожность сообщить о своем намерении отправиться в Цайи Лань Чжаню. И тот решительно воспротивился тому, чтобы Вей Усянь появился в городе в одиночку. Напоминание о том, что прежде он уже не раз бывал там, не возымело ни малейшего эффекта. Возмущение, что Старейшине Илина совершенно не требуется конвой - тоже. До того, чтобы объяснять причины своих решений словами, Второй Молодой господин Лань снисходил далеко не всегда. Поэтому оставалось только драться. Что Вей Усянь и сделал. Поединок, разумеется, был приятельским. Бамбуковая флейта, даже такая чудесная, как Чэньцин, против меча Лань Ванцзи максимум, что могла - так это лишь в щепки от сильного удара не разлететься, никакого урона таким образом было нанести Лань Чжаню нельзя. Вей Усяню же подобного и не требовалось, он лишь хотел немного повалять дурака. Однако похоже оба они развлекались с весьма серьезными лицами или просто слишком увлеклись сражением. Потому что ставший случайным свидетелем этого действа, Вэнь Нин, пришел в состояние крайнего ошеломления и смятения, прямо граничащим с культурным шоком. В итоге Вей Усянь наконец сдался и даже признал поражение. На что Лань Ванцзи тут же возразил - ничья. Вей Усянь в свою очередь заявил, что тот должен ему одежду. Ведь это флейтой прорезать ткань нельзя, а Биченем - очень даже можно. На темной ткани одежд и правда можно было заметить пару лёгких следов от лезвия меча. Вэнь Нин хотел было заметить, что все это можно починить так, что и следов видно не будет, но передумал произносить эти слова вслух, решив, что просто улучит момент и все сделает. Лань Ванцзи же в ответ заметил, что теперь у него есть ещё одна причина пойти с Вей Усянем в Цайи. Хотя изначально причина была вовсе не в самом Вей Усяне, а как раз в жителях города, которые также несколько обеспокоены сложившимся сейчас положением. Но присутствие рядом со Старейшиной Илина Ханьгуан Цзюня вполне способно уберечь людей от беспричинных опасений. Вей Усянь заметил, что можно было бы просто сразу объяснить все толком. Но Лань Ванцзи коротко возразил - слишком много слов. И Вей Усянь рассмеялся.