- Хуже некуда, - отвечаю я и отправляю брюки вслед за курткой. - Я знала лишь одного человека в Капитолии, которому было не все равно. Ему было не плевать на трибутов. Не плевать на то, что детям приходится убивать друг друга, для него это не было зрелищем. Его ужасали Игры.
Я смотрю на свою команду подготовки. Они молчат и смотрят на меня растерянно.
- Цинна сам того не подозревая зажег искру, - я подхожу к рядам высоких каталок с моей одеждой. – Восстание. Он выражал протест через свое творчество.
Я провожу рукой по бесчисленным нарядам. Шелк, атлас, тафта, гипюр, шифон… Руки Цинны превращали обычный кусок ткани в произведение искусства.
Обхватываю пальцами тонкую вешалку и снимаю с каталки один из нарядов. То самое «сгоревшее» свадебное платье.
- Оно погубило его, - я на несколько секунд зажмуриваю глаза и отбрасываю от себя вешалку.
- Китнисс, - на мое плечо ложится рука Октавии. – Цинна знал, на что он идет. Но его последней работой было не это.
Я поворачиваюсь к ней. Женщина подбирает с пола платье и вешает его на прежнее место.
- Платье Сойки – его гордость, - она подходит к небольшом шкафу и открывает дверцу. – Но он возложил на тебя большие надежды.
На нижних полках я вижу две большие белые коробки. Октавия достает одну из них и передает мне.
- Что это? – спрашиваю я.
- Открой и увидишь, - улыбается Вения.
Я присаживаюсь на диван. Мне страшно. Кажется, если я увижу новое творение Цинны, то станет еще больнее. Мой стилист мертв, его больше нет. Но это воскресит его на мгновение. А затем я потеряю Цинну вновь.
- Цинна просил не показывать его тебе, - говорит Флавий. – Это для особого дня.
Слегка приподнимаю крышку. Сердце замирает, когда я вижу белое кружево. Испуганно скидываю коробку на пол и обхватываю голову руками.
- Разве ты не хочешь посмотреть? – тихо спрашивает Вения.
- Я… Нет, - я качаю головой. – Нет, не хочу!
Несколько минут я молча сижу, пытаясь привести мысли в порядок. Цинна прекрасно знал чем может обернуться для меня это восстание. Не зря он приготовил для меня костюм Сойки, экипировку… Но почему свадебное платье?
- Когда он его сделал? – спрашиваю я.
- После объявления о Квартальной Бойне, - отвечает Октавия. - Тогда мы не видели их с Порцией несколько дней.
Я перевожу взгляд на вторую коробку.
- А там что?
Октавия немного мнется.
- Это костюм Пита.
Я вспоминаю Порцию. Она тоже мертва. Как и вся команда подготовки Пита. Их казнили в прямом эфире.
Наши стилисты предугадали все. Они завершили свою работу на ноте надежды, веры в светлое будущее. Они поставили на нас все, в том числе и свои жизни.
Я сползаю на пол и, решительно открыв коробку, вытаскиваю платье. Хочется забиться в угол, закричать, заплакать. Цинна снова сотворил шедевр. И этим он словно говорит:
- Я снова ставлю на тебя, Огненная девушка, - шепчу я, и по моей щеке скатывается слеза.
Я падаю на свою постель. Хочется уснуть и проспать все на свете. А проснувшись, узнать, что нет больше войны. Нет боли и страданий.
Накрываю лицо подушкой и прижимаю ее к себе руками. Перестаю дышать. Может, и не стоит? Будет легче умереть.
Я пугаюсь, когда легкие начинает немного саднить. Отбрасываю подушку и начинаю тяжело дышать.
Жизнь покатилась под откос после смерти отца. Но Пит подарил мне надежду. А затем я отправилась на Голодные игры. Все опять рухнуло. И Пит опять не дал мне упасть в бездну отчаяния. Я даже не могу представить, как бы я пережила все это без него.
И сейчас, когда снова хочется захлебнуться горем и перестать жить, он рядом. Пит не даст мне потерять себя.
- Китнисс? – голос матери отвлекает меня от размышлений. – Ты здесь?
Она заходит в мою комнату и присаживается на край постели.
Я молча смотрю в полоток.
- Китнисс, нам с тобой нужно поговорить, - она нервно гнет пальцы.
- Что-то случилось? - я приподнимаюсь на локтях.
- Не знаю, - тихо говорит мама. – Возможно, ты не захочешь это обсуждать.
Я вопросительно смотрю на нее, ожидая разъяснений.
- Я чутко сплю, Китнисс, - продолжает она. – Но дело не в том, что я слышу, как ты уходишь по ночам. Дело в том, что я догадываюсь куда.
- Все ясно, - я быстро сажусь и слезаю с постели. – И да, ты права. Я не хочу это обсуждать.
- Я не говорю, что осуждаю тебя, - вздыхает мама.
- А ты и не имеешь права меня осуждать, - хмыкаю я.
- Китнисс, вы не женаты.
А вот и оно. То самое, что всегда мешает нам с Питом.
- Между мной и Питом ничего не было, - я смотрю матери в глаза. – Если ты об этом.
Я обхватываю себя руками. Мне жутко неловко вести этот разговор. Но уже никуда не деться. Стоит все прояснить.
- Мы просто спим вместе, - продолжаю я. – Это помогает, от кошмаров.
Мама молча кивает и встает. Она уже на пороге комнаты, когда я окликаю ее.
- Мам, - тихо произношу я. – Скажи, ты сразу согласилась выйти замуж за папу?
- Нет, - она качает головой. – Я боялась. Но не смотря на все, что случилось… я испытала счастье в своей жизни.
- Мы с Питом можем скоро погибнуть, ты же понимаешь это?
- Понимаю, - мама кивает. – Поэтому говорю, что недолгое счастье лучше, чем никакого.
С этими словами она оставляет меня наедине с моими мыслями.
Возможно, Цинна был прав во всех своих решениях.
Тишина давит на уши. Царящий в кабинете полумрак угнетает.
- Это никуда не годится, - качает головой Койн. – Нужно было вколоть ей успокоительное еще до вылета. Это же Джоанна Мейсон. На нее нельзя было полагаться.
Я сжимаю подлокотники кресла так, что белеют костяшки. Немного расслабляюсь только тогда, когда рука Пита ложится на мою.
- На следующей неделе у нас запланирован Шестой и Девятый, - говорит Плутарх, глядя в свой блокнот. – Седьмой все равно уже бесполезен.
- Нет, - отрезает Койн. – На этой неделе не было ни одного ролика. Мы восполним этот пробел.
В этот момент в кабинет влетает Крессида.
- Все получилось! – радостно сообщает она.
Все переглядываются между собой. Я вопросительно смотрю на Гейла. В ответ он лишь пожимает плечами.
Свет в помещении гаснет. Включается проектор.
На экране появляется изображение Сойки. Её сменяют кадры из Седьмого. Джоанна рассказывает о себе. Ее показывают ровно до того момента, как она срывается. Кто успел это заснять? Крессида не давала команды…
После Джоанны мы видим Финника и Энни. Короткий рассказ, объятия. Несколько кадров с тренировок. То, как после мы все вместе разговариваем, смеемся.
Наконец, показывают нас с Питом. Кадры из Двенадцатого, где мы идем по городу, держась за руки. Но в следующее мгновение я готова упасть с кресла. На экране мы с Питом страстно целуемся в одном из коридоров Тринадцатого.
Все исчезает, несколько секунд мы видим только черный фон. Затем все показанные кадры начинают очень быстро сменяться один за другим. И наши голоса на фоне. Слова, сказанные нами когда-то, смонтированные в одну фразу.
«Мы не сдаемся! Мы продолжаем жить и бороться!».
Кабинет снова озаряется светом. Крессида с довольной улыбкой стоит, скрестив руки.
- Вы что, следите за нами? – я перевожу взгляд с Койн на Плутарха, затем на Крессиду.
- Специально - нет, - отвечает Плутарх.
- Но нам нужно было что-то смонтировать, и у меня появилась идея, - тараторит Крессида.
Хеймитч усмехается.
- Что-то смонтировать? - я вскакиваю на ноги. – Не смейте лезть в нашу личную жизнь, выставляя ее напоказ!
Пит поднимается следом за мной и кладет руку на мою талию. Я делаю глубокий вдох, пытаясь не сорваться.
- Мы достаточно играли на камеру в свое время, президент, - начинает Пит. – Безусловно, мы не отказываемся участвовать в съемках. Но должны быть определенные границы. И наша личная жизнь не должна соприкасаться со всем этим.
Пит на мгновение переводит взгляд на Крессиду и снова поворачивается к Койн.