Они - мои рабы! Не должны ли они молиться за божьего слугу? Они будут послушны мне, а я их послушание принесу в дар всевышнему. Я очистил монастыри от блуда, пьянства и лихоимства, очищу и души ближних слуг от лицеприятия и гордыни... Я поклялся в том святой троице и не нарушу клятвы. На площади дал я народу клятву - в строгости и справедливости судить и стоять за государство. Помнишь? Я не нарушу клятвы.
Анастасия глядела на мужа, и ей было жаль его. Она никогда не была за него спокойна. Ей всегда казалось, что вот-вот с ним должно что-то случиться. Он как бы искал опасностей, шел навстречу грозам.
- Неразумно умереть, не испытав всех сил своих!
Иван словно не видел жены и думал о чем-то другом, а не о том, о чем шел разговор. Глаза его загорелись. Очнувшись, осмотрелся кругом подозрительно.
- Никого нет? Да! Да! Ложись! Буду молчать. Язык не должен забегать вперед. Какая ты красавица! Только зачем ты такая хворая? Тебе сила тоже нужна. Ведь и ты им не люба. Сильвестровы прислужники сравнивают тебя с царицей Евдокией, гонительницей Иоанна Златоуста...
Раздался стук в дверь.
Иван вздрогнул, отшатнулся от жены. На носках подошел к дверям, приставив глаз к потаенному оконцу. Стук повторился.
- Входи! - строго сказал царь.
- Батюшка-государь! Дозволь молвить слово холопу твоему! - низко опустив голову, произнес постельничий Игнатий Вешняков.
- Говори.
- Из Нижегородского уезда пришли мужики.
- Чьи?
- Колычевские. Их отбил Грязной у стражи князя Старицкого.
Лицо Ивана Васильевича потемнело.
- Стража князя Владимира Андреевича перехватила колычевских мужиков? - тихо и грозно спросил царь.
- Так, великий государь! Они не хотели допустить беглецов пред твои царские пресветлые очи. Василий Грязной со стрельцами отбил.
- Слышишь, Анастасия? Братец-то мой какой храбрый! Колычевских мужиков полонил?
- А зачем то ему?
- Со словом на своего боярина шли они на государев двор, царица-государыня!
Царь отошел к окну, чтоб не было видно его волненья. Глубоко вздохнул.
- Обласкайте странников с пути-дороги, накормите, напоите их, а от нашего двора - никуда! Держите с милосердием. Явите пристойное. Ступай с богом.
Поклонившись до земли, Вешняков удалился.
- Увы! - покачал головой Иван. - Упорствуют князи. Стоят на дороге. Трудно Володимиру отказаться от того, что задумал он. Простил я его, но веры у меня нет ему. И почему Володимиру быть царем? От последнего сына моего деда родился он. Андрей Иванович не был наследником. Мой отец, Василий, наследник деда Ивана. Какая же вина моя перед ним? А он и по сие время в обиде на меня и бояр, что отреклись от него.
Большой, сильный Иван наклонился над женой, прошептав:
- Не быть по-ихнему... И я не сплю. Все перед царевым судом будут равны... Рабы божии станут моими рабами. И бояре, и князи, и дворяне, и мужики. Так будет!
Иван тихо рассмеялся, поцеловал жену.
Из соседней светелки к нему подбежал маленький курчавый мальчик. Стал играть серебряными бляхами на халате. Это трехлетний царевич Иван. Сегодня отец подарил ему крохотный железный шлем - не потешный, а заправского дела. Царь надел его на головку ребенка и с улыбкой стал любоваться сыном.
- Ты воин? - спросил он мальчика.
- Я матушкин! - храбро ответил тот.
Царь добродушно рассмеялся. Анастасия, лежа в постели, тоже засмеялась.
- Благодари отца! - сказала она царевичу.
В ответ на это ребенок низко, чуть не свалившись с ног, поклонился отцу.
- На войну пойдешь? - спросил отец.
- Пойдешь... - ответил царевич.
- На Крым аль на Ливонию?
- Пойдешь на... - Мальчик растерялся и убежал опять в свою светелку.
Царь засмеялся:
- Царевич и тот скрывает свою мысль...
- Полно, государь!.. - улыбнулась Анастасия.
В нижних покоях Вешнякова поджидал Грязной.