И я перед царем остался посрамленным, виноватым... Надругался над общею скорбью, слушая вас, и теперь нет веры мне... Дворяне в ту пору оказались честнее нас, честнее бояр... И теперь сильнее они, а не мы. Во все кремлевские щели набились худородные, будто тараканы... И вот в Боярскую думу влезли и там теперь сидят, как и мы. Такова царская воля... Что поделаешь! Сами мы виноваты.
- Гибнем! Слыханное ли дело, чтоб дворяне сидели в думе? - крикнула рассерженная княгиня. - Креста на них нет... Святую древность, старину дедовскую попирают они своими сапожищами... Что им старина? Что им благородство предков? Из ничтожества явились они! Кто их отцы? Кто их деды? Псарями и то недостойны были у нас служить!
Голос Евфросинии постепенно превращался в громкий, озлобленный крик, пугавший самого князя.
- Тише! - шептал он, махая на мать руками. - Тише! Погубите нас! Остановитесь!
- Трус! - прошипела старуха, утонув еще глубже в кресле. - Хоть бы король образумил этого беса!
- Король? - громко усмехнулся князь Владимир. - Вок князь Ростовский Сема хотел сбежать в Литву с братьями и племянниками... Продался Августу, открыл ему все государевы тайны, все выдал, что знал, чернил Ивана и Русь, сидя в Москве, отослал в Польшу своего ближнего - князя Никиту Лопату-Ростовского, - все делал для короля, а что после? Сами же бояре за измену приговорили его к казни... А государь, красуясь добротой пожалел его, простил, отменил казнь. Вечный позор Семке, и только! Вот тебе и король. Опасно надеяться на Литву.
Тяжело вздохнула старуха-княгиня.
- Э-эх, как вы все близоруки! Не верю я доброте его! Хитрит он! Для показа все это. Оставляет врагов живьем для сыску же! А тебя боится. Знаю, боится!
- Чего бояться меня? - тихо засмеялся Владимир Андреевич. - У меня токмо сотня воинов, у него - все русское войско.
- У тебя друзья - все царские советники и воеводы. О тебе богу молятся и бояре, и священство, и черный люд; заволжские старцы, сам Вассиан за тебя, Ивана проклинает... Князь Курбский за тебя, вместе с нестяжателями* заодно. Многие князья за тебя, а за него кучка ласкателей бояр, вроде Воротынского и Мстиславского, и толпа холопов - дворянская голь, подобная перебежавшему от нас к нему Ваське Грязному... да еще митрополит Макарий, выживший из ума дед...
_______________
* Н е с т я ж а т е л и - последователи старца Нила Сорского,
восставали против монастырского землевладения и всякого иного
обогащения церкви.
- И все-таки, матушка, их много больше... И народ его больше знает, нежели меня.
Во время таких слов князя раздался негромкий стук в дверь. Мать и сын вздрогнули. Дверь распахнулась, и в палату вошли друзья князя Владимира Алексеевича, некогда ратовавшие перед народом за возведение его на престол вместо царевича Дмитрия, - князья Дмитрий Федорович Телепнев-Овчинин-Оболенский (прозванный при дворе "Овчиной"), Михаил Петрович Репнин - волосатый, свирепый человек, наводивший ужас на своих дворовых, Александр Борисыч Горбатый-Суздальский, Петр Семенович Оболенский (Серебряный), Владимир Константинович Курлятев, боярин Иван Петрович Челяднин, Телятьев и многие другие князья и бояре.
В палате стало сразу тесно и душно.
Отдуваясь и вздыхая, князья помолились на иконы, затем отвесили низкие поклоны приподнявшемуся с своего места князю Владимиру Андреевичу.
- Милость божия да будет с вами, государь Владимир Андреевич и добрая княгиня, государыня наша, Евфросиния Андреевна! Бьем мы вам челом! сказали князья.
Владимир Андреевич попросил своих гостей садиться. Вдоль стен на скамьях ощупью усаживались князья-бояре.
Первым заговорил князь Семен Ростовский, заговорил тихо, полушепотом:
- Государь, Володимир Андреевич, обсудили мы, бояре, поведать тебе о случившейся беде...