И Диггиррен, и Строггорн хорошо понимали, что, после всего этого одна мысль о насилии будет вызывать у Диггиррена мучения и всю оставшуюся жизнь ему придется беречь свою психику от потрясений. В начале второго месяца Диггиррен не выдержал и попросил Строггорна добиться от Совета замены приговора о переделки своей психики смертной казнью.
- Ты нам нужен, Диггиррен, живой и, по возможности, здоровый. Строггорн отрицательно покачал головой. - Послушай. Когда-то я просил Странницу о том же - забвении, мне бы несказанно легче было умереть, чем жить. Но теперь я хорошо знаю, что была нужна именно моя жизнь. Со мной делали то же самое - это только Странница говорит, что внесла "незначительные" изменения в мою психику, но я-то знаю, что это не так. С тех пор у меня стало намного более обостренное восприятие чужой боли, это совсем не похоже на "незначительность". Она применила это слово только относительно того, что я делал с людьми, которых лично - пойми! - лично пытал и убивал! Когда, наконец, я понял, что натворил, и почувствовал боль этих людей, у меня пропало всякое желание жить. Но уже много лет я помогаю Советникам, и им никак нельзя обойтись без этой помощи. Да, для меня это тяжело, смертельно тяжело, и куда проще было бы умереть, только мы, все шестеро, не имеем на это права. Наш приговор - жить и как можно дольше! Ты же знаешь, сначала, когда преступнику, иногда убившему несколько человек, выносят приговор о направлении в эту клинику всего на полгода, - он смеется. Ему кажется невероятным такой мягкий приговор. Зато уже через месяц нет такого человека, пережившего к этому времени все мучения своих жертв на своей собственной шкуре, да во всех подробностях (здесь врачи никуда не спешат, никто не может умереть от боли, и поэтому никто не будет уменьшать мучения преступника), нет человека, который бы не стал просить врача о замене приговора смертной казнью. Эта смерть становится невероятно желанной, как избавление от наказания за свои грехи, ведь никто не верит в ад после жизни, а здесь он уже есть, такой реальный, такой бесконечный. Ты же знаешь, как растягивается время при проведении психозондажа? Это бесконечное копание в психике с помощью врача! Ведь чтобы вылечить патологию такого рода и сделать дальнейшие преступления невозможными, человек должен понять совершенно точно, в чем был не прав, даже если до этого он вообще никогда не задумывался о том, что испытывают другие люди. Это означает полное изменение личности.
- Скажи, Строггорн, что с Этель? - Казалось, Диггиррен совершенно не воспринял его слова.
- Ты только это и хочешь знать?
- Я не помню, что случилось, а ты уже больше месяца не отвечаешь на этот вопрос. Нарочно мучаешь меня?
- Хорошо, я отвечу, только не пожалей об этом. Этель больше нет. Каждый день Строггорн говорил ему об этом, и каждый день Диггиррен снова забывал. Его мозг не хотел примириться с ее гибелью.
- Как нет? - переспросил Диггиррен, и его глаза расширились.
- Ты не помнишь, потому что убил ее и не хочешь это вспоминать.
- НЕТ! - Диггиррен забился в истерике, и, хотя он был привязан к операционному столу, Строггорн, как всегда на протяжении этого месяца, с трудом смог ввести ему успокоительное. Он уже перепробовал почти все известные методы, но мозг Диггиррена отторгал убийство Этель, погружаясь в сумасшествие.
Диггиррен наконец уснул. Строггорн тяжело встал с пси-кресла и подумал, что скоро ему самому понадобится лечение, если не удастся быстро найти способ вернуть Диггиррену рассудок.
В операционный зал вошел Креил, уставший, с темными тенями под глазами, и тяжело опустился в кресло.
- Мучаешь Дига? - Кивнул он на операционный стол.
- Какое там! Это он мучает меня, никак не хочет смириться с мыслью о смерти Этель.