Неужели вы все забыли в один короткий год?
- Я ничего не забыл, - Каурус поерзал в седле, взгляд его выражал осторожность. - Мы рады вам, лорд Этлон, но мы не можем позволить колдунье войти в наш трелд.
Этлон с трудом подавил закипающую ярость и холодно посмотрел на рыжего вождя.
- Почему же нет, Каурус? Ее принимали в других кланах с радостью. Мы не оставим ее на ночь у входа.
- Мы как раз собирались проводить церемонию праздника Перворожденных. Если эта еретичка ступит на землю нашего лагеря в такой день, Амара навсегда проклянет наш клан.
Воины Рейдгара закивали головами в знак подтверждения. Воевода Рейдгара двинулся вперед, выразительно положив на рукоятку меча ладонь.
Этлон незаметно вздохнул. Он предполагал встретить недоверие и неудовольствие, но отнюдь не категорический отказ. К несчастью, их прибытие совпало с праздником Перворожденных.
- Габрия, - позвал Этлон через плечо. - Подойди сюда и приведи жеребенка.
Встревоженный Каурус отступил на шаг; по его лицу пробежала тень страха, когда Габрия, верхом на Нэре, остановилась подле Этлона. Жеребенок и Эурус пришли следом.
Повисла долгая пауза. Мужчины Рейдгара с нескрываемым изумлением взирали на белокурую женщину и легендарных черных лошадей.
Наконец Этлон прервал молчание:
- Вы думаете, Амара наградила бы Габрию и хуннули здоровым жеребенком, если бы была оскорблена? - его голос был нарочито вежлив.
Такой поворот дела лордом Каурусом предусмотрен не был. Он пытался найти ответ на выпад Этлона, на предложенную им дилемму, и лицо его покраснело от напряжения. Всю жизнь он был твердо убежден, что колдунья это воплощение зла, и ничего больше. Но если это правда, как удалось ей заполучить трех хуннули, к тому же одного из них - жеребенка? Хуннули не выносят зла и стремятся избежать его во что бы то ни стало. Но все же...
Внезапно Каурус поднял руку и сказал с видимой неохотой:
- Ладно, колдунья и ее хуннули могут остаться. Но, - он внимательно оглядел всю компанию, сделав многозначительную паузу, - только на одну ночь.
Этлон чуть заметно кивнул в ответ.
- Ваше великодушие безгранично.
Воевода Рейдгара сжал рукоятку меча, словно намереваясь вытащить его из ножен.
- Лорд Каурус, вы не можете этого позволить, - закричал он. - Эта... самка - колдунья! Меня не интересует, сколько хуннули она водит за собой; она несет на себе непристойную ересь. Богиня никогда не простит нас, если она остановится под нашей крышей.
- Гринголд, - сказал Каурус с досадой, - я уже принял решение, и тебе следует ему подчиниться!
- Как воевода клана, я не могу подвергать наш народ опасности.
- А я, как вождь этого клана, вправе требовать выполнения моих приказаний, - прогремел Каурус. - Я не уроню чести Рейдгара отказом в ночлеге другому вождю.
Прорычав что-то нечленораздельное, воевода отступил назад, но глаза его загорелись волчьим блеском. Гринголд был большим и сильным мужчиной, с крепкими мускулами и репутацией драчуна. Его тело покрывали рубцы и шрамы - следы многих баталий. Он всегда и везде был при полном вооружении.
Нэра прижала уши и предостерегающе захрапела. Габрия осталась невозмутимой, даже когда воевода погрозил ей кулаком.
- Лорд Каурус дарует вам право остановиться здесь на одну ночь, Колдунья. Если вы сделаете что-либо, что пахнет магией, я перережу вам горло.
- Благодарю вас, воевода Гринголд, за ваше любезное приглашение, сказала Габрия со всей иронией, на какую была способна.
- Гринголд, - резко сказал Каурус, - возвращайся в трелд и приготовь покои для наших гостей.
Когда воевода, отсалютовав вождю, пришпорил лошадь, развернулся и поскакал прочь, у путников вырвался вздох облегчения.
Весьма опасный человек, сказала себе Габрия. Девушка с грустью вспомнила, что Рейдгар никогда не окажет ей и ее спутникам такого приема, как в клане Ша Умара.
Она оказалась совершенно права.