Женщины благодарили жрицу Амары за здорового ребенка, за долгожданную беременность, за нежного мужа, за тучные стада. Дары были небогаты - что-нибудь съестное или небольшие сувениры, сделанные своими руками, - но делались они от чистого сердца.
Как-то вечером Габрия вернулась домой - она ходила посмотреть, не попало ли чего в силки - и обнаружила на пороге корзину яиц и красивый кожаный пояс. Приятно удивленная, она подняла подарки и огляделась. Вокруг никого не было. Она принесла все это в свое каменное жилище и положила на алтарь. Кто-то принес дары, но в храм войти испугался, подумала она. Странно, размышляла Габрия, разделывая кролика, подношения такого рода обычно передаются жрице прямо в руки, а не оставляются на пороге.
Назавтра по возвращении, однако, она обнаружила у входа еще больше подарков: кувшин с медом, пару вязаных шерстяных тапочек и ковригу хлеба. Габрия посмотрела на мед голодными глазами. Несколько месяцев она не брала в рот сладкого. Но все же она положила дары на алтарь, рядом со вчерашними, и поужинала супом из крольчатины.
Пока Габрия рассматривала подарки, ей в голову пришла мысль. Она еще не исполнила долг благодарности своей богине за то, что та охраняла ее жизнь, и за кров в течение этих месяцев. Того, что Габрия получила за эти два дня, было, конечно, недостаточно; но взгляд ее упал на кровать, устланную мехом и шкурами, и идея в ее голове стала окончательно ясной.
Следующая ночь была Ночью Конца, конца года, так наполненного событиями. Снег падал весь день; и весь день провела Габрия, трудясь над подношением Амаре, разрезая кусочки мягкой кожи и сшивая их вместе, стараясь придать им очертания силуэта лошади. Она до поздней ночи трудилась над гривой и хвостом, набила плотно маленькое туловище и зачернила сажей.
Закончив, она поставила лошадь на алтарь и опустилась на колени, чтобы произнести слова молитвы. Прошедший год тянулся так долго, и она надеялась, что новый будет легче, чем прежний. Пока она поверяла свои надежды Амаре, сильный порыв ветра ударил в окна, и огонь в очаге заколебался. Торопясь, она засыпала угли пеплом и нырнула в свою теплую постель. На рассвете в храм должна была прийти жрица, чтобы провести церемонию молитв для наступающего года. Габрия не хотела снижать торжественность ситуации спешкой, она рассчитывала быть на ногах еще до того, как займется заря. Вскоре она заснула под вой ветра, беснующегося снаружи.
Но спала она совсем недолго. Сигналы Нэры разбудили ее дремоту:
"Габрия, жрица пришла".
Девушка торопливо вскочила, схватила ботинки и плащ. Снаружи послышалось ржание Нэры, приветствующей жрицу Хулинина. В окно Габрия увидела, что солнце окаймляет золотым светом холмы на востоке и освещает снег, покрывающий землю. Габрия натянула ботинки и закинула в угол свою постель. Она уже собиралась выскочить наружу, когда жрица с двумя молодыми женщинами вошла в храм. Глаза женщин распахнулись, когда они увидели Габрию. Взгляд жрицы был прикован к алтарю. Габрия знала, что ей придется уйти: большинство жриц не разрешало присутствовать при обряде никому, особенно женщинам, находящимся под наказанием. Но она все же помедлила минуту, очарованная красотой и грацией жрицы, стоящей у алтаря. В ту же минуту жрица, не поворачивая головы, сказала ей:
- Останься.
Женщины, казалось, были шокированы, когда поняли, к кому относятся эти слова, но жрица уже начала церемонию молитв, и они не посмели вмешаться.
Габрия была польщена. Она вернулась в угол и встала на колени в ряд с ними.
Мягко и спокойно, как свет, что открывал день, начала жрица свои молитвы матери Амаре, покровительнице жизни, любви и рождения. Звезды постепенно гасли, и свет становился все ярче; и все громче возносила молитвы жрица, все яснее и радостнее становились они.