Девушки запрятаны совсем близко - на женской половине у толстоликого старейшины. Серебряная борода его - лишь прикрытие коварства и зловредности. Старейшина с серебряной бородой настоящий бардефуруш. Он со своими мурчинцами сто лет калтаманит в Хорасане и торгует прекрасными пери. Проклятые калтаманы!
Аббас Кули умоляет начальника остановить руку злодеев. Надо спасти несчастных, злодейской рукой оторванных от груди матери и брошенных в тьму и мрак невольничества. Начальник - советский человек.
Советы запрещают рабство.
- Умоляю, пошли! Посмотри, начальник, сам. Если ты, начальник, не злодей - помоги!
- Подожди, Аббас Кули! Не торопись определять меня в злодеи! Объясни толком.
Он все еще не понимал, что случилось, но был уже одет и искал в кармане спички, чтобы зажечь свечку. Аббас Кули схватил его за руку:
- Не зажигайте! Они догадаются. Потихоньку надо. Идемте. Я вас проведу.
- Тс-с! Прежде чем идти, надо знать - куда. И зачем? Объясните толком.
Все так же вполголоса, захлебываясь от обилия слов и ярости, Аббас Кули наконец объяснил, что случилось.
Еще перед ужином Аббасу Кули показалось странным поведение старейшины. В закоулках селения прятались тени вооруженных людей. Всю экспедицию мурчинцы практически держали под домашним арестом. Аббаса Кули остановили на соседней улочке и грубо потребовали, чтобы он шел к себе во двор. Голос звучал жестко и угрожающе. "А я ведь только хотел зачерпнуть в кувшин для вас, начальник, холодной ключевой воды". Самое удивительное и таинственное произошло во время ужина. Аббас Кули, как всегда, не мог усидеть за дастарханом и сам выбегал к двери, когда на пороге появлялась женская фигура с блюдом в руках. То ли ему хотелось поближе рассмотреть женское личико, то ли сказывалось воспитанное с детства рыцарственное отношение к матери и к женщине вообще, но он не мог усидеть на месте и смотреть, как женщины обслуживают гостей, сидящих за дастарханом.
Принимая из маленьких, богато убранных кольцами и браслетами ручек тяжелый глиняный ляган с грудой вареного мяса, он вдруг услышал шепот: "Двух девушек держат взаперти в этом доме. Рабыни. Их надо спасти!"
Прошелестел шепот, а Аббас Кули все стоял с ляганом, отчаянно вытягивая шею и топорща усы в надежде услышать еще что-нибудь.
- Я пополам узбек, пополам перс! Возмутилась моя персидская половина. Как! Двух персидских, хорошеньких, белотелых девушек-персиянок ввергли в неволю. И я сказал себе: "Аббас, у тебя есть револьвер, выданный тебе твоим начальником. В револьвере семь пуль. Иди освобождай пленниц. Спасай рабынь! Стреляй в проклятых калтаманов! Ты стреляешь, как Нимврод. Ты попадаешь за сто шагов в ножку муравья и в подвешенное на нитку горчичное зернышко. Иди!"
Тут уж начальник встревожился всерьез:
- Вы с ума сошли! Револьвер вам я выдал не затем, чтобы вы поднимали в мирном ауле стрельбу.
- Надо стрелять. Они жадные, эти калтаманы. Так просто они не отдадут нам девушек.
- Подождите! Еще раз говорю: надо разобраться.
Узнав о пленницах, Аббас Кули ни минуты не медлил. Вот тут-то опыт контрабандиста пригодился ему вполне. Где крадучись, где ползком по плоским крышам смыкавшихся домов и конюшен, пользуясь темнотой - в ауле Мурче не было ни единого уличного фонаря, - он умудрился обследовать весь аул. Он разузнал все и смог даже найти ту небольшую кладовку, куда бардефуруши запрятали своих пленниц.
Начальник экспедиции больше не колебался. Времени на раздумья не оставалось.
- Милиционер в ауле есть?
- Милиционер? Есть такой. Аусен Джолдаш. Но он уехал на свадьбу в аул Бами.
- А кому принадлежит кладовка, где девушки?
- Толстоликому.
- А, председателю сельсовета? Плохо.
- До ближнего аула двадцать километров. А до утра осталось три часа. Кони стоят во дворе. Бардефуруши спят на айване у толстоликого.