Вызвали из строя и объявляют: "Кто на командные курсы? Кто в парикмахеры? Кто на рабфак? Кто в повара?" Ну и что ж! И вы, наш комбриг, гроза курбашей, вон, вижу, в пиджачке! В кепочке! По гражданке пошли?
- Прав ты, Мартирос, не обижайся. Верно говоришь. Ну, а поваром ничего! Хорошо даже! Замечательно! Но объясни все-таки!
- Я Мартирос, бедный армянин, малограмотный. Вы же нас в Байсуне гоняли в ликбез. Обучали. Знаете наше образование. В парикмахеры не захотел. А в кухне шашлык, каурма, плов... Все умеем. Товарищ комбриг, что подать?.. Беда, готовили один кавардак на ужин. Зато мясо... мясцо, а! Барашек с Огурчинского, с острова!
- Давай барашка!
- Момент. Только подогрею. Мигом!
"Храбрец Мартирос! Дьявол Мартирос! Как рубал! И вот - повар! Повар на пароходе". Инженер задумался.
Очень скоро Мартирос появился с пышущим паром, начищенным до блеска изящным судком - остатком былой роскоши. Впрочем, все блестело, все источало ароматы, и инженер поужинал с аппетитом. Он расспросил о событиях на море и на суше. Мартирос отличался словоохотливостью. Говорил он много, слушал инженер довольно рассеянно, но вдруг насторожился. Кок помянул "кавказского пленника", и Мансуров не удержался:
- Кавказский пленник? Что он сделал, этот ваш пленник?
- Секрет фирмы! Все засекречено. Всё весь мир знает! Кочакчи - это контрабандистов у нас так называют - туда-сюда бегают. Вот весь мир и прознал, даже в Баку и Астрахани уже знают, что христианин женился на мусульманке, кяфир - на правоверной! О! Вох-вох! У нас в Гяндже в старое время за такие шашни татаро-армянская резня приключалась. А этот пленник, говорят, к тому же инженер, культурный, называется, человек. Нахал! Украл на кавказский манер жену - и хоть бы хны! Однако, говорят, девушка персик!
При слове "инженер" в груди Алексея Ивановича что-то оборвалось.
- Кто говорит? - раздраженно спросил он.
- Все порты Каспия говорят.
- А как это случилось?
- И в Баку, и в Красноводске, и в Астрахани, и всюду вам расскажут про инженера. Храбрый человек инженер - взял за себя вдову, да еще мусульманку!
Рассказывал Мартирос и все посмеивался. Рассказывал многословно, усиленно размахивая руками, гримасничая так, что все лицо ходуном ходило. Забыл про свой камбуз, но никто больше не шел в кают-компанию.
Шторм, видимо, усиливался. Пол угрожающе вздымался и опускался. В старинном буфете звенела посуда, гремели и бренчали на неустойчивом столе судки, стулья скользили взад и вперед. Рев ветра и волн врывался в иллюминаторы вместе с солеными брызгами, и, хотя кок гаерничал и изображал всю историю "кавказского пленника" несколько в юмористических тонах, выглядел его рассказ драматично и тревожно.
Роман инженера и рыбачки, по рассказу кока, произошел в Гассанкули.
Чтобы представить себе этот город и порт на юго-западном берегу Каспия, нужно вспомнить, что он расположен на абсолютно ровном, плоском, как доска, пляже, тянущемся на сотню верст, лишенном малейших признаков растительности. Синее бездонное небо, желто-красный песок, синяя гладь моря и странные, на первый взгляд, постройки - русские бревенчатые избы на сваях. Во время шторма море забегает порой глубоко внутрь пустыни. И тогда уже не Гассанкули получается, а Венеция. Можно сообщаться меж домами исключительно на лодках. Живут в Гассанкули потомственные рыбаки, на протяжении сотен поколений занимающиеся ловом рыбы, а в свободное время не гнушающиеся и контрабандой. В ясную погоду на юге отлично проглядывается высоченная стена Мазандаранских гор в Персии. Еще гассанкулийцы отличные кораблестроители. Из леса, доставляемого из Астрахани, великолепные, убеленные сединами устозы - кимэчи - строят верткие, быстроходные парусные кимэ - корабли, в трюмах которых так удобно возить тонны рыбы и сотни арбузов. Но с контрабандой все туже и туже. Уж слишком ровно кругом. Вся местность отлично проглядывается и днем и ночью.
А гряда грязевых вулканов к северу от города слишком низка.