Обе девушки, освобожденные от опутывавших их веревок, обессиленные, сидели на земле, закутавшись в свои черные, тяжелого шелка искабэ, оставив открытыми блуждавшие по лицам стоявших вокруг людей глаза. И снова начальника экспедиции поразил горящий темным огнем взгляд той, которую звали Шагаретт.
Он даже смутился, хотя и забыл вообще, приходилось ли ему когда-нибудь испытывать что-либо подобное.
Но под взглядом Шагаретт страшно хотелось опустить глаза и предаться каким-то неясным, но удивительно странным сумбурным чувствам.
По-видимому, внимание, с которым он смотрел на девушек, его суровая внешность, его рассеченное шрамами серьезное, сухое лицо привлекло Шагаретт. Она вскочила и, поддерживаемая под локоть подругой, спустилась по ссохшимся комьям глины вниз с отвала и подошла, шатаясь от слабости, к начальнику экспедиции.
- Ты вождь? - спросила она, не отводя покрывало от нижней половины лица. Он так и не видел еще ее губ, но почему-то подумал: "Они у нее прекрасны".
- Я просто начальник экспедиции, советской экспедиции.
Она пожирала его глазами. И во взгляде ее Алексей Иванович читал ярость и благодарность. Удивительны были эти глаза. В них метались самые разноречивые чувства - надежда, горе, радость, страх, счастье, недоверие, наивное восхищение.
- Ты воин! А разве воины оскорбляют, унижают девушек?
- Мы советские люди. Мы защищаем девушек и женщин... Никто не посмеет теперь оскорбить вас.
- И твое слово верное?
- Верное.
- Ты говоришь - ты не воин?
- Я инженер.
- Анжинир? - протянула она незнакомое слово. - Нет, ты воин, у тебя на лице знак доблести. - И она вдруг высвободила руку и тонкими, с ярко накрашенными ногтями пальцами осторожно погладила ужасный шрам, рассекавший лицо Алексея Ивановича от виска до подбородка. - Ты воин со знаком меча. Великий воин! Настоящий воин!
Даже сквозь кофейный загар было видно, как кровь прилила к щекам Алексея Ивановича.
- И ты, великий воин, не продашь меня? И ее? - в голосе Шагаретт звучало недоверие, хотя глаза ее и ликовали.
- Не бойся. И твоя подруга пусть не боится. Вы обе свободны!
- Я больше не рабыня! - и в голосе Шагаретт прозвучало недоверие, хотя глаза ее ликовали. - И она! И Судабэ? - девушка показала глазами на совсем сникшую подругу своих бед.
- Калтаманы бежали зайцами, - вдруг вмешался Аббас Кули. - Калтаманов и бардефурушей прогнал он, Великий анжинир. И... я...
Он гордо подкрутил черно-красный свой ус, но тут же жалобно поморщился.
- Ох, ну и коготки у кошки!
Но Шагаретт не обращала внимания на Аббаса Кули. Она кокетливо поправила складки искабэ, закутавшего ее с головы до кончиков зеленых с золотом туфелек, чуть выглядывавших из-под подола, шагнула к начальнику экспедиции и высокомерно сказала:
- Дочери джемшидов ни перед кем не склоняют голову. Я дочь Джемшида, вождя. Дочь Джемшида целует тебе ноги, великий воин и... анжинир.
Конечно, Шагаретт и не собиралась приводить свое намерение в исполнение. Но начальник невольно протянул руки, чтобы остановить девушку. И действительно, она вдруг начала клониться вперед, чуть не упав к его ногам.
Он подхватил ее. Минуту она почти лежала в его объятиях. Решительно высвободившись, она отошла в сторону и слабым голосом проговорила:
- Великий воин со знаком меча на благородном лице, ты избавил меня от участи жалкой рабыни. Теперь ты мой хозяин и повелитель до конца нашей жизни. А сейчас прикажи отвезти меня в становище моего племени могущественных джемшидов.
И она бессильно опустилась на землю.
- Бедняжке дурно, - сказал начальник толстоликому, - отвезите девушек в Мурче. И пусть о них позаботятся ваши женщины.
Девушек посадили вдвоем на коня, и кавалькада пустилась в путь.
Начальник с Аббасом Кули остались у кяриза.