– Не стоит извиняться, дорогая, – успокаивающе произнес юрист. – В этой стране никто не мог по-настоящему уединиться с середины двадцатого века. Да что там говорить! Я могу позвонить одному своему знакомому, и он сфотографирует вас в вашей ванне, а вы ничего об этом и не узнаете.
– Правда? Ужасная идея. Сколько он берет за такую работу?
– Много. Его гонорар зависит от трудности и риска попасть под суд, но не меньше двух тысяч наличными. Но он хорошо знает свое дело.
– Подумать только… – Юнис задумалась, а затем улыбнулась, – мистер Саломон, если вы когда-нибудь решите получить такое фото, то позвоните лучше мне. У моего мужа есть отличная китайская камера, и я бы предпочла, чтобы меня фотографировал он, а не какой-то незнакомец.
– Призываю вас к порядку, – мягко сказал Смит, – Юнис, если вы хотите продавать похабные фотографии этому старому развратнику, делайте это в свободное от работы время. Я ничего не знаю об этих приспособлениях, но знаю, как разрешить эту проблему. Юнис, идите туда, откуда они меня телеметрируют – я думаю, где-то рядом с верхним залом. Там вы найдете мисс Макинтош. Побудьте там около трех минут. Я две минуты подожду, а затем крикну. «Мисс Макинтош! Миссис Бранка у вас?» Если вы меня услышите, мы будем знать, что нас подслушивают. Если нет, то приходите назад через три минуты.
– Слушаюсь, сэр. Должна ли я как-нибудь объяснить мое присутствие мисс Макинтош?
– Наврите что-нибудь. Я лишь хочу знать, слышит ли она нас.
– Слушаюсь, сэр.
Юнис направилась к двери. Она нажала на дверной выключатель как раз, когда раздался гудок. Дверь резко отодвинулась в сторону – и за нею оказалась мисс Макинтош. Она едва не подпрыгнула от удивления, затем пришла в себя и спросила, обращаясь к Смиту:
– Могу я зайти на минутку?
– Конечно.
– Спасибо, сэр.
Медсестра подошла к кровати, отодвинула экран, нажала четыре кнопки и снова задвинула экран.
– Теперь у вас полное уединение, сэр… что касается моего оборудования.
– Спасибо.
– Я не должна отключать голосовые мониторы без разрешения доктора. Но вы в любом случае могли бы не беспокоиться. Я уважаю право пациента на уединение так же, как и доктор, и никогда не слушаю разговоры больных. Я их не слышу, сэр.
– Не петушитесь. Если бы вы не слушали, откуда бы вы знали, о чем мы здесь говорили?
– Вы упомянули мое имя. Когда я слышу свое имя, я начинаю слушать. Это условный рефлекс. Хотя, я думаю, вы мне не верите.
– Напротив, верю. Сестра, пожалуйста, включите то, что вы там выключили. И помните: я хочу, чтобы меня никто не подслушивал… а я постараюсь не произносить вашего имени. Но я рад узнать, что могу так легко вас вызвать. Для человека в моем состоянии это большое удобство.
– М-м… хорошо, сэр.
– И я хочу поблагодарить вас за то, что вы миритесь с моими причудами и гнусным нравом.
Сестра почти что улыбнулась.
– Бывает и хуже, сэр. Я как-то два года проработала в психбольнице.
Смит удивленно взглянул, затем нахмурился.
– Черт возьми! Это там вы так невзлюбили подкладные судна?
– Да, именно. А теперь, если вы позволите, сэр…
Когда она ушла, Саломон спросил:
– Вы действительно думаете, что она не будет слушать?
– Конечно же будет, она не сможет удержаться. Точнее, она будет усердно пытаться не слушать. Но она горда. А я лучше положусь на гордость, чем на всякие приспособления. Ну ладно, я уже начинаю уставать. Суть дела в следующем: я хочу купить тело. Молодое тело.
Юнис Бранка, казалось, никак не прореагировала на эти слова. Лицо Джейка Саломона приняло непроницаемое выражение, которое он использовал для игры в покер и в разговорах с прокурорами. Наконец Юнис спросила:
– Я должна это записать, сэр?
– Нет. То есть да.