Рахиму припомнилось, что именно с таким видом князь, ведавший при Навуходоносоре военной разведкой и отчасти сыском внутри страны, допрашивал в застенках вражеских лазутчиков, подносил факелы в их голым пяткам, а у покрытых густой шерсткой - таких было особенно много среди горцев - сжигал волосы на теле.
- Короче.
- Я пришел предложить свою внучку Луринду в жены твоему среднему сыну Наиду.
- На хрена моему сыну Наиду брать в жены дочь шушану, пусть даже он и объявляет себя свободным человеком и достойным сыном великого Вавилона?
- Мой старший сын уже не шушану. Он внесен в городские списки.
- Он - халдей, этим все сказано! Он - сын рыбака!
- Не надо оскорблять меня, Набузардан! Я так понимаю, что ты отказываешь мне?
Князь не выдержал, даже подскочил на ложе. Уселся, всплеснул руками, хлопнул себя по коленям.
- Он ещё что-то понимает! Поглядите-ка на него! Ишь, сват выискался!..
Он неожиданно успокоился, опустил голову. Долго сидел молча. Рахим в свою очередь затаил дыхание.
- Ты, царский раб, решил, что теперь достоин меня? Что смеешь являться ко мне с подобным гнусным предложением? Разве это не оскорбление, Подставь спину? - Набузардан прищурившись посмотрел на декума. - Ты решил и здесь сорвать куш?
- Я решил, что вдвоем выгребать против течения легче, чем в одиночку. Я решил подставить спину, как когда-то... ты знаешь когда. Я знаю тебя, князь, ты никогда не смиришься с опалой...
Набузардан моментально и грубо прервал его.
- Это не твоего поганого ума дело!
- Не надо оскорблять меня. Царь имел терпение выслушивать...
- Ты пришел не к царю, - перебил его Набузардан. - Нет теперь царя... Я имею в виду Навуходоносора. Теперь нами правит другой великий царь, Амель-Мардук, да продлит судьба его светлые дни.
- И я о том же, светлый князь. Да продлит судьба дни нашего славного господина Амеля-Мардука!
Они оба замолчали и неожиданно долго сидели, прислушиваясь к посвисту ветра, подвывавшего над крышей. Сильный порыв сорвал покинутое ласточкино гнездо, притулившееся под балкой третьего яруса дома. Кусочки сухой глины полетели по саду, шлепнулись в бассейн.
- Я пойду, светлый князь. Ты отказываешь мне, я правильно понял?
Набузардан глянул на гостя.
- Я так понимаю, что женитьба моего среднего сына на Луринду, это плата. Ты требуешь слишком много, Рахим. Меня не поймут.
- Родственники?
- И родственники тоже.
- Я ничего не требую, Набузардан. Я пришел потому, что решил подставить спину.
- Ступай, - коротко ответил хозяин.
* * *
На следующий день в гости к Рахиму явился Икишани и вновь заговорил о женитьбе на Луринду. Рахим внимательно выслушал его, потом учтиво ответил, что внучка декума царских отборных стоит куда дороже, чем помощь и добрый совет, а он, Икишани, пока ничего серьезного не предложил в добавок, и если он считает, что он, Рахим, дурак, то уважаемый сосед очень ошибается. Икишани бросило в краску, он молча поднялся и покинул дом.
Вот о чем мечтал Рахим в те трудные дни - о войне! Но и в этом вопросе все складывалось совсем не так, как предполагалось при жизни Навуходоносора. Тот всеми силами пытался оттянуть войну с Мидией, и эта политическая линия была лучшей из всех возможных, обеспечивающей процветание страны. До тех пор, пока на мидийском престоле восседал Астиаг, его шурин и старый соратник, в Двуречье могли не опасаться вторжения с востока. И все же Навуходоносор на всякий случай возвел Мидийскую стену, отгородившую страну от горцев. Этот оборонительный вал был накрепко увязан с системой каналов и искусственных водотоков, а также дорожной сетью, которая встала бы неодолимым препятствием на пути мидийской конницы. Враги просто увязли бы в обширных, умело затопляемых пространствах низинной части долины Тигра и Евфрата.
Отставной декум мечтал о другой войне - короткой, обильной добычей, такой, на которой даже самые ярые его недоброжелатели не смоги бы обойтись без Рахима и подобных ему ветеранов.