Кора и волосок теперь находились рядом, и Скотт увидел, что канавка в коре была слишком узкой для волоска. Он недовольно хмыкнул: «Вот бегаешь, суетишься...» Скотт опять бросил тревожный взгляд на великана. Но откуда ему знать, сколько еще осталось времени? Что, если, едва он заберется на вторую ступеньку, великан закончит работу и выйдет? Если Скотта не раздавят чудовищные тапки, он просто-напросто застрянет на этой высокой ступеньке в непроглядной темноте и не сможет спуститься. Но долго думать об этом он не собирался. Случится так — и ему просто придет конец. Он выберется из погреба теперь или... Не может быть никаких «или». Он не допустит никаких «или».
Скотт поднял с пола маленький осколок камня и, забравшись на свою приступку, стал отковыривать им от края канавки в коре тонкие длинные волокна, пока наконец канавка не расширилась настолько, чтобы в нее можно было воткнуть конец волоска.
Отбросив осколок, Скотт краем халата вытер потное лицо и несколько минут стоял, глубоко дыша, пытаясь расслабиться. «Нет времени для отдыха», — ворчал рассудок. Но Скотт ответил: «Очень жаль, но отдохнуть придется, иначе наверх не залезть». Остается положиться на то, что великан еще не скоро закончит возиться с водогреем. Совершенно ясно: одним рывком наверх не забраться.
И вдруг в голове возник вопрос: «А зачем я все это делаю?»
На какое-то мгновение Скотт замер как вкопанный. Зачем он делает все это? Через несколько дней все закончится. Он исчезнет. Так к чему же тогда так напрягаться? К чему делать вид, что продолжаешь существовать, когда ты уже обречен?
Скотт замотал головой. Нет, так думать опасно. С такими мыслями ему быстро придет конец. Ведь если вдуматься, то все, что он делал и делает, лишено какой-либо логики. Но все же он не может остановиться. Может быть, потому, что не верит, что в субботу всему придет конец? Как можно сомневаться в этом? Разве фатальный процесс прерывался хоть раз — хотя бы раз! — с момента своего начала? Нет, такого не было. Седьмая часть дюйма его роста исчезала каждый день, как по часам. Он мог бы даже разработать математическую теорию, основываясь на безупречном постоянстве своего падения в неотвратимоеничто.
Скотт вздрогнул. Странно, но мысли об этом действовали на него обессиливающе. Уже сейчас он чувствовал, что слабеет. Усталость напомнила о себе. Уверенность начала таять. Затяни он с подобными тягостными раздумьями — и ему крышка.
Скотт двинулся к волоску, нарочно пытаясь не обращать никакого внимания на усталость, вызванную приступом отчаяния. Он больше не позволит себе унывать. Он постарается забыться в работе.
Поднять волосок на кусочек коры оказалось делом чрезвычайно трудным. Одно дело, упираясь ногами в пол, подхватив конец волоска, поднимать его, подтягивая на себя по полу. И совсем другое — поднимать его над полом и затаскивать на возведенную приступку.
Во время первой попытки волосок выскользнул из рук и со стуком упал на пол, придавив носок одной из сандалий. Нога оставалась прижатой к полу, пока он не освободил ее, приподняв волосок.
Скотт привалился к приступке. Грудь сильно вздрагивала от судорожного дыхания. А если бы волосок упал прямо на ногу?.. Он закрыл глаза.
«Не думай об этом, — предостерегал себя Скотт, — мужайся. Не думай о том, что могло бы случиться».
Со второй попытки ему удалось затащить нижний конец волоска на первый камень. Но, пока он переводил дух, волосок опрокинулся на него и чуть не сбил с ног. Ругаясь в бессильной злобе, он подтащил волосок к приступке и, почувствовав резкий прилив сил, поднял его еще раз на первый камень, но теперь уже, прежде чем выпустить его из рук, убедился, что волосок прочно лежит на поверхности.
Со вторым камнем было еще сложнее.