Мюллер опустил руки. Яблоко исчезло в складках его комбинезона.
- Как же тебя зовут? - произнес он сдавленным голосом. - Фред, Тэд, Эд... ну да, Эд. Эдвард Раулинс.
- Позже меня стали называть Недом. Так вы меня помните?
- Немножко. Твоего отца я помню значительно лучше. - Мюллер отвернулся и раскашлялся. Затем сунул руку в карман и подставил голову свету заходящего солнца, который неприятно задрожал на его лице, окрасив его в темно-оранжевый цвет. Потом нервно погрозил пальцем: - Уходи, Нед! Предай своим приятелям, что я не желаю, чтобы они мешали мне тут. Я тяжело болен и должен находиться один.
- Больны?
- Это какая-то таинственная гангрена души. Послушай, Нед, ты чудный, симпатичный мальчик. Я от всего сердца люблю твоего отца, если ты не соврал мне, говоря, что он - твой отец. Я поэтому я не хочу, чтобы ты был рядом со мной. Ты сам об этом пожалеешь. Я тебе не угрожаю, я просто констатирую факты. Так что уходи. И как можно дальше.
"Не уступай, - сказал Раулинсу Бордман. - Подойди поближе. Прямо туда, где уже ощущается действие".
Раулинс сделал осторожный шаг вперед, думая о шарике в кармане Мюллера, тем более, что голова этого человека явно не свидетельствовала о логичности в поступках. Он сократил расстояние между ними. И ощутил эманацию чуть ли не в два раза сильнее.
- Прошу вас, - произнес он, - не прогоняйте меня. У меня самые добрые намерения. Если бы отец мог узнать, что я вас видел и ничем не мог помочь вам, он бы мне этого не простил.
- Если бы мог узнать? А что с ним?
- Он мертв.
- Когда он умер? Где?
- Четыре года назад. На Ригеле-22. Он помогал при устройстве сети связи между планетами Ригеля. И произошла катастрофа с амплификаторами. Источник был изолирован. Весь луч ударил в отца.
- Господи! Он же был еще молодой!
- Через месяц ему исполнилось бы пятьдесят. Мы хотели устроить ему сюрприз на день рождения, навестив его на Ригеле и устроить шумное торжество. А вместо этого я полетел на Ригель один, чтобы доставить его тело на Землю.
Лицо Мюллера стало более ласковым. Глаза сделались спокойнее, несколько расслабились губы. Так бывает, когда чужая боль временно избавляет от собственной.
- Подойди поближе, - посоветовал Бордман. Еще один шаг. Мюллер вроде и не заметил этого. И неожиданно Раулинс ощутил жар, но не физический, психологический. Он вздрогнул, переполненный страхом. До сих пор он не верил в реальность дара, которым гидряне наделили Ричарда Мюллера. Разве может быть реально что-то такое, что невозможно обнаружить в лаборатории? Разве может быть реально нечто, не поддающееся объяснению? Да и вообще возможно ли перестроить человеческое существо настолько, что оно начинает транслировать свои эмоции? Никакой электрический контур не мог бы исполнить такую функцию. И все же Раулинс ощущал эту выделяемую Мюллером эманацию.
Мюллер спросил:
- Что ты делаешь на Лемносе, парень?
- Я археолог. Это моя первая полевая экспедиция. Мы пытаемся провести детальное обследование этого лабиринта.
- Но получилось так, что лабиринт является чьим-то домом. Вы вломились в этот дом, нарушили покой.
Раулинс смутился.
- Скажи ему, что вы не могли знать о его пребывании тут, - подсказал Бордман.
- Мы понятия не имели, что здесь кто-то есть. А другого способа, чтобы исследовать лабиринт, не было.
- И послали сюда эти автоматы? Но с той минуты, как вы установили здесь присутствие кого-то, кто, как вы хорошо убедились, не желает принимать никаких гостей...
- Я вас не понимаю, - сказал Раулинс. - Мы предположили, что вы уцелели после катастрофы какого-то звездолета. Мы хотели оказать помощь.
Мюллер посмотрел грозно.
- Ты не знаешь, почему я здесь?
- Не знаю.
- Ты можешь и не знать. Ты был тогда слишком молод. Но те...