Никакого движения не замечалось даже в боковых коридорах - дорогах в глубь корабля. Я шел и размышлял о разных вещах. В основном о том, как попроще представить себе миллион лет. Задумавшись, я не заметил, как обстановка в туннеле изменилась. Стало темнее, от сглаженных выступов потянулись длинные тени. И моя собственная тень извивалась впереди, на магнитном полу и стенах. Я брел неизвестно куда. Справа зияли отверстия боковых ответвлений.
Незащищенный, я шагал по открытому месту, а из узкой черноты нор за мною кто-то следил.
Это было как наваждение от тишины, полумрака, ритма шагов... Я остановился. Но впереди, сливаясь с моей тенью, шевелилось что-то черное, длинное.
Как толстая слепая змея, оно двигалось там, неуклюже тыкаясь в стены. Оно меняло форму у меня на глазах, а потом размеренно закружилось, становясь вывернутым наизнанку смерчем с нацеленной на меня глубокой воронкой. Вращение замедлялось.
Отступать я не привык. Я вновь расстегнул кобуру и приблизился к черной воронке.
Она уже не вращалась. Как чья-то симметричная пасть, она застыла поперек туннеля, и ее края сливались с его стенами.
По внутренней поверхности воронки бежали концентрические волны.
Я стоял перед ней неподвижно.
Чёрные волны сходились в центре воронки, утихая. Я заметил, что воронка мелеет. Она распрямлялась, становясь гладкой мембраной, отделявшей меня от цели.
Я торопился, но время и кислород у меня еще были. Я стоял неподвижно. Мембрана была упругой, кто-то наделил ее простейшим из инстинктов... вы знаете, о чем я... Время от времени она вздрагивала, словно чего-то ждала.
Я положил руку на излучатель.
Мембрана напряглась, стала заметно тверже.
Я снял руку. Мембрана снова расслабилась. Стояла, боязливо подрагивая, и почему-то напомнила мне собаку. Бездомную собаку, ждущую, чтобы с нею заговорили.
Она загораживала мне путь, но я к ней хорошо относился.
Время у меня пока было. Я сел перед нею на гладкий вогнутый пол.
"Я тороплюсь, - сказал я ей. - Мне хочется попасть в рубку, и у меня мало воздуха. Ты меня понимаешь?" Казалось, она внимательно слушает.
"Пусть это прихоть, - сказал я, - но мне очень хочется там побывать. Пропусти меня, пожалуйста".
Она заколебалась.
"Пожалуйста, пропусти меня в рубку", - еще раз попросил я.
Задрожав, она медленно расступилась. И я пошел дальше.
- А излучатель? - напомнил я, когда он замолчал. - Куда он делся? Вы обещали...
- Да, - сказал он неопределенно. - Потом я оказался в рубке. Я долго пробыл там, разглядывая диковинные приборы, назначение которых знал из книг. Самым интересным был шар в центре рубки. Специальной тонкой иглой я прокалывал в нем отверстия, и против них на сферических стенах загорались звезды, как изображение в планетарии. Если бы я нарисовал на шаре настоящее звездное небо какого-нибудь района, корабль немедленно перенес бы меня туда. Но вероятность случайного совпадения ничтожна, и я мог забавляться сколько угодно. Вдруг в разгар своих занятий я обнаружил, что прошло уже больше часа и что нужно срочно возвращаться к зонду, если я не собираюсь остаться здесь навсегда. Я побежал к выходу.
- Понятно. Вы оставили излучатель в рубке?
- К сожалению, нет. В туннеле я снова наткнулся на мембрану. Она ждала меня, виляя несуществующим хвостом. Мы хорошо относились друг к другу. Казалось, все было как в прошлый раз. Но вы понимаете, что ситуация изменилась.
"Пропусти меня, пожалуйста, - сказал я ей. - Я очень тороплюсь".
Она уловила нетерпение, в моем голосе и заколебалась.
"Пожалуйста, пропусти", - еще раз попросил я.
Она напряглась, стала плотнее.
"Пропусти", - повторил я. Спокойно, как мне казалось.
Она сделалась еще тверже. Я ее понимал, но у меня не было времени. Я уже ничего не мог с собой поделать.