В это время Хозе звали просто Мирафлор. Может быть, это было его имя, а может быть, название его села – этот вопрос еще не выяснен. Когда Буврейля спросил один из соотечественников Хозе о том, что делает авантюрист, тот ответил:
– Если ваш друг будет так продолжать, то он кончит тюрьмой.
И действительно, дело клонилось к этому, так как Буврейль довел его до тюрьмы. Мирафлор нашел свой псевдоним, под которым мы его теперь встречаем. Испанский слух, польщенный его звучностью, признал это имя, и Буврейль невольно окрестил этого мошенника. Вот каким образом дон Хозе превратился в дона Хозе-Куррамазаса-и-Мирафлор, гражданина одной из южноамериканских республик.
Таково было положение дела. Ясно, что Буврейль держал мошенника в руках. Но на «Лоране» дон Хозе был ему нужен, и общий интерес скоро связал этих двух достойных людей.
В то время как пароход двигался от тридцатого градуса северной широты к тропику Рака, направляясь к линии экватора, Буврейль познакомил своего нового компаньона со своим неприятным положением. Обдумав внимательно, дон Хозе сделал следующее верное замечание:
– На пароходе пока все идет хорошо. Вы состоите при мне в качестве слуги и можете быть спокойны до конца переезда. Но с той минуты, как мы выйдем на берег в Америке, я делаюсь важной особой, и вы можете на меня смело рассчитывать.
– Я буду вам очень благодарен.
– Но я помню, что во время нашего маленького недоразумения в Париже товарищ прокурора сообщил мне, что приговор к заключению на несколько месяцев за просрочку, считающуюся по вашим законам преступлением, тем не менее оставляет меня вашим должником.
– Стоит ли говорить об этом, – заметил небрежно Буврейль.
– Напротив, будем говорить, – подчеркнул дон Хозе. – Ваш адвокат даже напомнил мне о том, что я ваш должник, и это была одна из причин, заставивших меня покинуть этот негостеприимный город. Не думаете ли вы, что следовало бы погасить этот долг?
Буврейль попался.
– Я очень рад… но вы, конечно, знаете, что у меня нет под рукой нужных бумаг… они в Париже.
– Достаточно было бы простой расписки, – холодно сказал Хозе. – Подумайте.
– Мы это сделаем по приезде.
– Тогда будет дороже.
– В самом деле?
– Конечно… нам нужно будет избавиться от вашего врага, что вызовет лишние расходы.
– Какие расходы?
– Даже в экваториальных странах выстрелы из револьвера оплачиваются отдельно.
– Но я не требую его смерти! – заметил осторожный Буврейль.
– Полумеры ни к чему не приводят; уверяю вас, что экономия здесь неуместна.
Дон Хозе начал выказывать себя в настоящем свете; по правде говоря, он нагонял страх на Буврейля – этого утонченного мошенника, операции которого не переходили законных пределов. Пределы эти, как известно, заходят довольно далеко, и закон прикрывает много не особенно красивых деяний.
«Лоран» приближался к экватору. Переход через эту воображаемую линию составляет для матросов праздник, известный всем, кто хоть немного плавал. Лаваред и Мирлитон говорили об этом, как вполне осведомленные люди.
– Странный обычай, во всяком случае, – сказала мисс Оретт.
– Если традиции могут служить оправданием, то он вполне извинителен, так как этот обычай существует очень давно. Может быть, это измененный языческий обряд, подвергнувшийся отчасти влиянию католицизма. Некоторые думают, что это остатки языческого культа, неопределенная религия народа-мореплавателя, имеющая отношение к поклонению солнца.
– Но я читала, – заметила молодая девушка, – что этого обычая не было у спутников Христофора Колумба; это не доказывает древности его происхождения.
– Однако древнейшие из наших моряков упоминают о нем. Жан де Лери, отправившийся из Гонфлера в Бразилию в тысяча пятьсот пятьдесят седьмом году, говорит о нем как об обычае, существовавшем уже у первых исследователей, вышедших из Гавра и Дьеппа задолго до него. Другой мореплаватель, Сушю де Ренефор, написавший в тысяча шестьсот восемьдесят восьмом году «Историю Индии», описывает тропические крестины так же, как они происходят в наши дни на всех военных и коммерческих судах.
Сэр Мирлитон тоже вступил в разговор:
– Господин Лаваред прав, дитя мое, и я думаю, что мы унаследовали этот обычай от нормандцев – не от теперешних наших соседей и не от пришедших в Англию с Вильгельмом Завоевателем, но от «людей севера», появившихся в качестве пиратов поблизости нашего канала, который французы называют Ла-Маншем.
– На чем основываете вы ваше мнение, сударь?
– На шведской легенде одиннадцатого века; во времена короля Вильгельма Завоевателя, царствовавшего с тысяча сто семидесятого по тысяча двести сорок первый год, на горе Куллаберг в Скандинавии жил волшебник, разрешавший мореплавателям обогнуть мыс Куллен не иначе, как заставив кого-нибудь из них выкупаться. Теперь обязанности этого волшебника исполняет на экваторе бог тропиков.
– Все это очень любопытно, – сказала мисс Оретт, – но я никогда не видала таких крестин; мне бы не хотелось быть их героиней.
– Не беспокойтесь, отец ваш завтра уплатит матросам установленный выкуп; да, кроме того, герой уже намечен. Обыкновенно избирается для этой цели пассажир, ни разу еще не пересекавший экватора. У нас таковой налицо.
– Кто же?
– Этот милый господин Буврейль: стоит мне сказать слово боцману, и завтра он получит традиционную ванну в баке.
Мисс Оретт улыбнулась. Улыбка эта была знаком согласия. Лаваред не без удовольствия думал об этой маленькой отместке. При первом его слове боцман сказал:
– Этого сумасшедшего… что ж… хороший душ ему не повредит.
Итак, на следующий день, несмотря на крики и протесты, Буврейль был схвачен четырьмя людьми в костюмах служителей Нептуна.
Офицеры парохода, согласно обычаю, делали вид, что ничего не видят. Дон Хозе тоже не вмешивался в дело; он, в сущности, не имел ничего против, так как Буврейль слишком долго ломался, прежде чем дать расписку. Пассажиры поместились на корме, музыка заиграла торжественный марш. На палубе был праздник, все были веселы, исключая злополучного Буврейля.
Представление началось. Послышался громкий ружейный залп, показалось шествие бога экватора, а матросы, взобравшись на рангоут, пригоршнями бросали на палубу бобы. Бог, ведя под руку свою супругу – маленького юнгу со стружками вместо волос, – поместился на троне под грот-мачтой. Вокруг этой группы разместились придворные тропического двора, астроном, юнга-купидон и т. д. Все были в фантастических костюмах и длинных бородах из пакли.
Тогда бог Тропиков поднялся и в напыщенной речи объявил пассажирам и морякам, пересекавшим в первый раз экватор, что он по своей отеческой заботливости решил отрубить им голову, чтобы их вылечить от мигрени, и отпилить им члены, чтобы предохранить их от ревматизма. Затем прошел ряд больных. Каждого из них два жандарма подводили к покрытому доской баку. Больной совал по монете каждому из жандармов, ему подносили к губам священное кольцо, выливали в рукав или за шею флакон одеколона – и этим шутка кончалась.
Эта первая часть увеселения была сделана на скорую руку. Экипажу хотелось поскорее дождаться очереди Буврейля. Сумасшедшего вполне предоставили матросам, и они ждали его с нетерпением. Финансист, ничего не подозревая, смотрел, как его товарищи проходили мимо бака, и, услыхав свое имя, любезно отдался в руки жандармов, на которых была возложена обязанность провести его к «Реrе Trois Piques». Радостное «ура» огласило воздух.
Буврейль окинул всех удивленным взглядом. Он увидел кругом восхищенные лица; матросы, пассажиры ликовали, и более всех Лаваред, стоявший около мисс Оретт, смеявшейся до слез, несмотря на британскую чопорность. Сам сэр Мирлитон под руку с дочерью, казалось, намеревался принять участие в общем веселье. Этот почтенный англичанин, конечно, с трудом удерживался от смеха, что придавало ему комичный вид.
Буврейль предчувствовал несчастье. Радость врага всегда худое предзнаменование. Он хотел убежать от матросов, но эти последние схватили и довольно грубо посадили его на доску, покрывавшую бак. Он пытался вырваться, но тяжелые руки пригвоздили его к месту. Другие представители тропического маршальства поддерживали его кто за голову, кто за ноги, так что он не мог и двинуться.