- Послушай, ты когда-нибудь успокоишься?
- Должна же девушка зарабатывать себе на пропитание, - заявила она и, взяв под руку, потащила меня из комнаты.
- Может, лучше завтра? Все, что мне хочется - это вернуться домой и поспать хоть немного.
- И никаких, насколько я понимаю, свиданий? - она улыбалась, но я-то видел, что улыбка эта далась ей с трудом.
- Прости. Я...
- Я понимаю, - вздохнула она. Я чуть сбавил шаг, и она - тоже, хотя ни я, ни она не шли слишком уж быстро. - Я знаю, Гарри: то, что ты делаешь очень важно. Мне просто хочется... иногда... чтобы...
- Чтобы что?
- Ничего. Нет, правда. Это все мой эгоизм.
- Так что же? - настаивал я. Я нащупал избитыми пальцами ее ладонь и осторожно сжал ее.
Она вздохнула и остановилась, повернувшись ко мне. Потом взяла меня за руки и опустила глаза.
- Мне только хочется, чтобы и я была для тебя такой же важной.
Я вдруг ощутил себя ужасно неловко. Черт, услышать такое было и впрямь чертовски больно.
- Эй, как ты могла подумать, будто ты для меня не важна?
- Ох, - сказала она, так и не поднимая взгляда. - Не в этом дело. Я же говорю, это все мой эгоизм. Ничего, справлюсь.
- Ты только не думай, что я не... - я замялся и перевел дух. - Что я не... То есть, я хочу, чтобы ты знала, что я... - "Люблю тебя". Всего-то два слова, ничего трудного, но они застревали у меня в горле. Я никогда еще не говорил их тем, кого не теряю, и всякий раз, как я пытаюсь произнести их, они застревают где-то на полпути.
Сьюзен наконец-то посмотрела на меня, подняла руку и осторожно коснулась бинтов у меня на голове. Пальцы ее были легкими, нежными, горячими. В коридоре воцарилась неловкая тишина. Я стоял и молча смотрел на нее дурак-дураком.
В конце концов я склонил голову и поцеловал ее. Я поцеловал ее крепко-крепко, словно пытался вытолкнуть слова из моего дурацкого рта в ее. Не знаю, поняла ли она меня, но она прижалась ко мне всем своим горячим, мягким телом, от которого вкусно пахло корицей. Одна из моих рук сама собой скользнула вниз, к легкой выпуклости мышц на талии, и прижала ее ко мне еще крепче.
В коридоре послышались чьи-то шаги. Мы улыбнулись и оторвались друг от друга. Мимо нас прошла женщина-полицейский. Губы ее изогнулись в понимающей улыбке, и я почувствовал, что краснею.
Сьюзен сняла мою руку со своей талии, поднесла ее к губам и коснулась ими моих избитых, обожженных пальцев.
- Только не думай, что ты так легко отделался, Гарри Дрезден, - заявила она. - Я заставлю тебя говорить, даже если это тебя угробит, - впрочем, развивать эту тему дальше она не стала. Мы забрали у дежурного мой посох и вышли на волю.
Всю дорогу до моего дома я проспал, но проснулся, когда под шинами захрустел гравий - им усыпана стоянка у лестницы, ведущей вниз, к дверям моей берлоги. Мы вышли из машины, я потянулся, огляделся по сторонам и нахмурился.
- Что-то не так? - спросила Сьюзен.
- Мистер, - сказал я. - Он всегда выбегает встретить меня, когда я возвращаюсь. Я выпускал его на улицу сегодня утром.
- Он же кот, - возразила Сьюзен. - Может, у него свидание.
- А что, если он попал под машину? Или на него напала собака?
Сьюзен рассмеялась и, обойдя машину, подошла ко мне.
Мой либидо отреагировал на то, как покачивала она при ходьбе бедрами в ее-то коротенькой юбочке! - с энтузиазмом, от которого все мои измученные мускулы возмущенно заныли.
- Он же здоров как лошадь, Гарри. Мне жаль ту собаку, которая попытается связаться с ним.
Я полез в машину забрать с заднего сиденья свои жезл и посох, потом обнял ее. Было все-таки чертовски здорово в конце долгого и тяжелого дня ощущать рядом с собой ее тепло, аромат корицы. Вот только Мистер не выбежал ко мне навстречу потереться о ноги, и это было неправильно.
Одного этого хватило бы, чтобы выбить меня из колеи.