Сделав это, я легонько дотронулся до ее локтя. Я все еще ощущал энергию талисмана: этакое покалывающее кожу невидимое облачко, окутавшее руку на расстоянии в полдюйма от кожи.
- Магия веры справляется с духами лучше всего, - заметил я вполголоса. - Если вы в расстроенных чувствах, ступайте в церковь. Духи обретают силу после захода солнца и до его восхода. Поезжайте в церковь Святой Марии всех Ангелов. Она находится на углу Блумингдейл и Вуд, у Уиккер-парка. Такая большая, ее невозможно не заметить. Обойдите ее кругом и позвоните в служебную дверь. Поговорите с отцом Фортхиллом. Скажите ему: друг Майкла сказал, что вам необходимо некоторое время побыть в безопасном месте.
Она смотрела на меня, открыв рот. Глаза ее набухли слезами.
- Вы мне поверили, - прошептала она. - Вы мне поверили.
Я неловко пожал плечами.
- Возможно. А может, и нет. Но последние несколько недель дела и правда дрянь, и я не хочу, чтобы вы лежали на моей совести. И поспешите. Солнце скоро сядет, - я сунул ей в руку несколько мятых купюр. - Возьмите такси. Святая Мария всех Ангелов. Отец Фортхилл. Вас прислал друг Майкла.
- Спасибо, - пробормотала она. - О Боже. Спасибо, мистер Дрезден, - она сжала мою ладонь обеими руками и чмокнула в костяшки пальцев, намочив их слезами. Пальцы ее были слишком холодные, а губы - слишком горячие. А потом она исчезла за дверью.
Я закрыл за ней дверь и тряхнул головой.
- Нет, Гарри, ты решительно идиот. У тебя был один мало-мальски пристойный талисман, способный защитить тебя от нечисти, так ты и его отдал. Возможно, она - подсадная утка. Возможно, ее послали к тебе специально за тем, чтобы лишить тебя талисмана, чтобы ничего уже не мешало им слопать тебя с потрохами в следующий же раз, как ты попытаешься испортить им обедню, - я покосился на свою руку, все еще хранившую тепло Лидиного поцелуя, и на которой все еще блестели ее слезы. Потом вздохнул, потащился к шкафу, в котором у меня хранится с полсотни запасных лампочек и заменил ту, что перегорела.
Зазвонил телефон. Я плюхнулся в кресло и устало буркнул в трубку: "Дрезден".
В ответ я не услышал ничего, кроме шороха далеких статических разрядов.
- Дрезден слушает, - повторил я.
Трубка продолжала молчать, но что-то заставило мои волосы встать дыбом. Было в этом молчании нечто, плохо поддающееся описанию. Словно бы кто-то ждал. Издевался надо мной. Треск сделался громче, и мне показалось, я слышу сквозь него далекие голоса - негромкие, жесткие. Я покосился на дверь, вслед ушедшей Лидии.
- Кто это?
- Скоро, - прошелестел голос. - Скоро, Дрезден, мы увидимся снова.
- Кто это? - повторил я, ощущая себя дурак-дураком.
В трубке послышались гудки.
Некоторое время я, вместо того, чтобы повесить трубку, тупо смотрел на нее. Потом почесал затылок. Холодок пробежал по моей спине и угнездился где-то чуть ниже желудка.
- Что ж, ладно, - произнес я вслух, чуть громче, чем этого требовал размер моего офиса. - Слава Богу, мне не пригрозили ничем другим.
Допотопный радиоприемник на полке рядом с кофеваркой вдруг сам собой ожил и захрипел. Я подпрыгнул едва не до потолка и в ярости, стиснув кулаки, повернулся к нему.
- Гарри? - произнес голос в динамике. - Эй, Гарри, эта штука работает?
Я попытался унять сердцебиение и сосредоточил волю на приемнике, создавая двустороннюю связь.
- Да, Боб. Это я.
- Благодарение звездам, - вздохнул Боб. - Ты говорил, ты хочешь знать немедленно, если я нащупаю еще какую потустороннюю гадость.
- Ну да, да, валяй же.
Радио снова захрипело и затрещало - явно от потусторонних, а не физических помех. Боюсь, AM/FM на нем уже не ловился. Голос Боба доносился ко мне искаженным, но разобрать его я пока мог.
- На меня выходил мой информатор. Больница Кук-Каунти, сегодня вечером.