— Неужели она и вправду настолько хороша? — не доверительным тоном поинтересовался Карлос.
— Очень! Но должен сразу сказать, что она не наша ровесница.
— Джеймс! Ты влюбился в несовершеннолетнюю?!
— Я что, похож на педофила? Нет, конечно. Она старше нас. И знаете, что я понял? Всё это время я гонялся за молодыми девушками, полными амбиций и надежд, и даже не замечал, что рядом находятся такие зрелые, уверенные в себе и твёрдые в своих намерениях дамы!
— Я надеюсь, твоей избраннице не пятьдесят лет?
Карлос рассмеялся, и я, не сдержавшись, тоже усмехнулся.
— Всё вам смешно, — несколько обиженно произнёс Маслоу. — Смеётесь и даже понять не хотите, что я чувствую.
— Так ты можешь толком объяснить, кто она такая?
— Я сам не знаю, Логан. Мы столкнулись с ней в коридоре, когда я уже нёс вам кофе. Она вышли из-за угла, и я… я не смог оторвать от неё взгляда. Она была прекрасна: этот взгляд, уверенная походка, осанка… Я засмотрелся. Я столкнулся с ней. Боже, как было неловко… Бумажные стаканы оказались между моей грудью и её, а потом… А потом кофе оказался на ней.
Мы с Карлосом с сочувствием зашипели, и Маслоу вновь наполнил свою рюмку бренди.
— Эй, полегче, — постарался напомнить ему о чувстве меры я. — Ещё немного, и Мик заметит, что ты уже готовенький.
— Я немножко. — Он выпил и сделал глубокий вдох. — Парни, если бы вы слышали её голос. Она кричала на меня, но я был согласен даже на это, лишь бы она говорила со мной и обращала на меня внимание. Ух… я такого никогда не испытывал. Никогда бы не подумал, что меня потянет на девушек постарше.
— Ага, а тут на них потянуло не только тебя, но и горячий кофе, — со смехом сказал я. — Что она делала дальше?
— Не помню, она что-то спрашивала у меня. Но я молчал. Я молчал и смотрел на неё, не в силах даже глаз оторвать.
— А потом?
— А потом она ударила меня. Но я был готов терпеть это. Да, это было даже приятно. А потом она ударила сильнее… и я побежал.
— Она гналась за тобой?
— Я не помню. Такое ощущение, что это был не я. Мысли вообще отключились. Не помню даже, как добежал сюда.
— Ну, Джеймс, — рассудительно начал Карлос, — тебе не стоило убегать. Надо было, как подобает истинному джентльмену, предложить очистить от пятна её маечку. Это же ты пролил на неё кофе в конце концов!
— Не-е-ет, — замотал головой Маслоу. — Я струсил. Поэтому и убежал. Не знаю, встречу ли я её ещё раз, но… Мне кажется, забыть о ней так просто не получится.
— Да брось, ты забывал каждую девушку, с которой встречался. Неужели не сможешь забыть и эту?
— В том-то и дело, что с ней я не встречался. Наоборот, она мне кажется недосягаемой планетой… Я бы никогда не был с ней. Может, как раз это меня так привлекает. И знаете, должен признать, это… это больно…
— Теперь ты понимаешь, что чувствовали девушки, которым ты бессовестно разбивал сердца? — спросил я. — Это карма. Всё возвращается.
— Может, мне стоит позвонить и извиниться перед каждой, кому причинил боль?
— Думаешь, тебя это спасёт, безжалостный ты сердцеед?
Джеймс вздохнул и снова схватился за бутылку.
— Бренди в сторону, — резко произнёс я. — Серьёзно, Джеймс, перестань.
— Но я не могу! Мне нужно избавиться от своих мыслей!
— Если ты каждый раз таким способом будешь избавляться от своих мыслей, то совсем скоро тебе придётся избавиться от своей печени! Джеймс, послушай себя, о чём ты говоришь. Разве существует любовь с первого взгляда?
— А ты сомневался в любви с первого взгляда, когда встретил Чарис?
Я растерялся, но почти сразу же заговорил:
— Нас познакомили друзья, и она не орала и не била меня при первой встрече. Это другое. Спорим, завтра ты о ней и не вспомнишь?
— Хочешь поспорить? — с вызовом спросил Маслоу. — На бутылку?
— Это было не всерьёз. Давай, друг, убирай бренди, сейчас вернётся Мик.
— А где Кендалл? — спросил Карлос, наблюдая, как Джеймс с большим нежеланием ставит бутылку с «лекарством» на место.
— В туалете, он в обнимку с унитазом всю ночь провёл.
— Отравился?
— Если бы, — усмехнулся я. — Напился, как Джеймс в свой последний день рождения.
— Не напоминай, — с отвращением попросил Маслоу, присаживаясь рядом со мной на диван. — А у Шмидта какой повод был?
— Ссора с Кайли, — ответил я, решив не морочить друзьям голову по поводу его обмана. — Как мне кажется, ничего серьёзного.
— Кто не готов, — начал Мик, появившись в студии в компании продюсера, — пусть выйдет вон отсюда. Мы пишем новый альбом, парни, вы нужны мне все вместе и каждый по отдельности. Где, чёрт возьми, Кендалл?
— Я здесь, — подал болезненный голос Шмидт за спиной менеджера. Под глазами у него были тёмные круги. — Я готов петь, капитан!
— Уверен?
— Так точно!
Микки вздохнул, покачал головой и жестом велел нам идти в студию звукозаписи. Кендалл тоже пошёл за нами, но менеджер остановил его.
— Ты какого творишь, Шмидт? Как ещё мне нужно с тобой разговаривать, чтобы вдолбить в твою никчёмную голову, что у нас на носу важнейший тур?!
О, в этом весь Мик. Он зверел, когда речь шла о работе, иногда становился грубым и бестактным. Но это было оправдано: иногда нам с парнями действительно нужны были его напутственные речи.
— Прости, Мик, — прошептал Кендалл, — мне сейчас так тяжело…
— Будет ещё тяжелее, если сейчас же не возьмёшь себя в руки и не исправишь свой хриплый, дрожащий от недавней пьянки голос! Живо в студию!
Шмидт поплёлся за нами, виновато повесив голову. Мик перевёл дыхание и сел за пульт.
Я с сочувствием смотрел на Кендалла. Вчера мне было его не жаль, он ведь солгал мне о своей истинной проблеме, к тому же задел меня за живое своими словами. Но сейчас, видя его состояние и злость нашего менеджера, я начинал жалеть его. Неизвестно, что там у него случилось, но, наверное, ему непросто об этом говорить. Я не должен злиться на него, а уж тем более злорадствовать. Я должен постараться понять его и поддержать. Я больше не хочу быть чудовищем, которому порой безразлична жизнь и судьба своих близких. А Кендалл для меня не чужой. Поэтому я просто обязан быть для него хорошим другом.
К тому времени, как мы с парнями записали несколько песен (что произошло не без криков и истерик), я уже устал и порядком разозлился. И тогда в мою голову пришла гениальная мысль — разоблачить Шмидта с его коварным обманом. Поэтому дождавшись, пока Кендалл оденется и вернётся в студию за своим рюкзаком, я незаметно вытащил из его ранца тексты новых песен.
— Неужели этот тяжёлый день подошёл к концу? — спросил немец со вздохом. — Наконец-то я смогу немного выпить, чтобы подлечить себя.
— Куда поедешь? — поинтересовался я, разыскивая в карманах ключи от своей «Кармы».
— Не знаю. Заеду в первый попавшийся бар и просижу там по крайней мере до полуночи.
— А как же дом, милый дом?
— Да к чёрту, — небрежно махнул рукой Шмидт. — Там Кайли.
«Это мне как раз и нужно», — подумал я с хитрой усмешкой.
— Что ж, тогда до завтра? — произнёс я, протянув руку для пожатия.
— Ага, — Кендалл крепко пожал её мне, — надеюсь, завтра мне станет лучше и я не буду петь песню любимой девушке, думая при этом о не проходящей тошноте.
— А я надеюсь, что мне не придётся столкнуться в коридоре со своей любимой, — сказал Джеймс, накинув на плечо лямку рюкзака. — Не то чтобы я этого не хочу, я очень хочу… Но она разозлится, снова увидев меня…
— Говорят, что девушки особо красивы в гневе, — заметил Карлос.
— Она не девушка, Карлито. Она женщина. Она… богиня…
— Жаль только, что она этого не слышит, — произнёс я. – Она, наверное, до сих пор думает, что ты глухонемой.
— Я буду безмерно счастлив от одной только мысли о том, что она обо мне думает.
— Кстати, что насчёт Агнес? Ты вовсе перестал думать о ней?
— Агнес? — переспросил Маслоу, будто напряжённо вспоминал девушку, которой принадлежало это имя. – Ах, Агнес… Я давно не разговаривал с ней. Не знаю. Я забываю о ней.